Кэрол Шуллер. В тени его крыльев.

В этом форуме выкладываем русскоязычные рассказы.
Forum rules
Общение только на русском языке!!!
Сообщения на других языках будут удаляться!!!
User avatar

Topic Author
Didier
Автор
Posts: 2152
Joined: 11 Jun 2017, 20:06
Reputation: 2493
Sex: -
Has thanked: 151 times
Been thanked: 4367 times
Gender:
Burundi

Re: Кэрол Шуллер. В тени его крыльев.

Post: # 27075Unread post Didier
13 Apr 2018, 16:48

55 и быстрее

Над южной Калифорнией разгорался рассвет, когда я преодолевала последний участок большого подъема на велосипеде. Мышцы правого бедра горели, потому что им приходилось работать за две ноги. Тяжелое дыхание легко можно было услышать в тишине просыпающегося города. Пот струился по лбу и падал на голубые тренировочные брюки. Я ездила уже полтора часа и дневной маршрут должен был быть закончен на вершине. Протез в последние годы стал моей неотъемлемой частью и был надежно прикреплен к левой педали. Тем не менее он давал небольшую поддержку сильной правой ноге.
Я давила и давила на педаль до тех пор, пока последняя капля сил не вытолкнула меня на верхушку холма. На вершине я поездила кругами, стремясь расслабить дрожащую ногу. Первые лучи солнца показались на горизонте, отражаясь в глазах красными и оранжевыми вспышками.
Расписание межсезонных тренировок, которое я составила для себя с некоторой помощью близлежащего оздоровительного клуба, поглощало всю мою энергию, мысли и время. Почти каждый день я просыпалась в четыре утра и ездила на велосипеде от двадцати до сорока миль. Я тренировалась как на выносливость, так и на скорость.
После езды на велосипеде в течение часа я занималась плаванием, которое стало ежедневной процедурой, потом два часа поднимала тяжести - четыре раза в неделю.
Я думала о предстоящей тяжелой интенсивной работе, и в душе начал маячить ужас. Но по мере нарастания мрачных мыслей всплывали воспоминания о скоростном спуске и меня переполнял новый прилив энергии. Я вспоминала ощущение горящего бедра, когда поворот за поворотом проходила длинную скоростную трассу. Я знала, что должна стать лучше в этом году и собиралась быть в наилучшей форме перед возвращением в Уинтер Парк для тренировок с командой. Тренерам понравилось, как я ездила на Национальных соревнованиях, и мне прислали приглашение тренироваться вместе с командой, которая ехала в феврале в Австрию. Я с радостью согласилась, зная, что Дебби не сможет поехать со мной в этом году, как в прошлом.
Мы с Дебби часто разговаривали по телефону с тех по, как расстались в апреле. И ее здоровое колено, и укороченная нога, подверглись хирургическому вмешательству, которое принесло ей проблемы, боль и неподвижность. Ее депрессия усугублялась с каждой неделей. Как-то раз она позвонила мне в отличном настроении и рассказала, как хорошо у нее идут дела, но, прежде чем я успела порадоваться за нее, опять пришла в подавленное состояние.
По мере выполнения дневной программы тренировок, Дебби все больше занимала мои мысли.
"Боже", - взмолилась я, - "что с ней происходит? Когда она избавится от этого?" Я всхлипнула, разговаривая с Иисусом. Мой Друг ничего не ответил, я только почувствовала, как меня, словно могучая крепость, окружает умиротворение. Показалось, как будто Дебби стоит за стеной снаружи, не имея возможности войти. Крепость не казалась ей убедительной, она всегда предпочитала опасность и приключения.
Вокруг моей машины бурлил поток дорожного движения, пока я добиралась домой, прочь от гудков и рева моторов. Все ехали на работу, я не могла дождаться, когда оставлю позади толпы людей и вернусь в дом, к чашке кофе, стакану апельсинового сока и каше с отрубями. Помимо жесткой программы упражнений, я держалась на здоровой диете. Я приговорила себя к воздержанию от красного мяса, жиров, кофеина, сахара и соли. Я даже делала себе особый салат, который заправляла медом и горчицей. Иногда я жульничала, как в случае с кофе, случайным гамбургером или другой закуской. Тем не менее, я вела себя хорошо, потому что хотела быть в наилучшей форме в наступающем сезоне и все делала для этого.
Паркуясь перед домом, я заметила пустой корраль на западной его стороне. Все мои лошади исчезли. Первых двух я продала, а Хосстар был все еще на севере возле Сан-Хосе. Я скучала по нему, но лыжи значили в моей жизни слишком много, и я полагала, что наилучшим для него будет находиться там, среди людей, которые восхищаются им и любят его. Вероятно, мне не суждено снова его увидеть, и я серьезно подумывала над тем, чтобы его продать, но сейчас это было уже слишком. Мне нужно было выпить стакан апельсинового сока и отдохнуть.
Входя в дверь, я услышала телефонные звонки. Я подбежала и сняла трубку раньше, чем звонивший успел повесить свою.
"Алло", - сказала я.
"Алло. Кэрол?"
"Да, это Кэрол. С кем я говорю?"
"Это миссис Филлипс, мама Дебби".
"Здравствуйте, миссис Филлипс, как поживаете? Я так долго с вами не разговаривала. Как поживает мистер Филлипс? Как погода в Бинхэмтоне?" Мне всегда нравилась семья Дебби. Они были ко мне такими доброжелательными, я несколько раз виделась с ними, когда жила там.
На другом конце провода помолчали. "Кэрол, дела скверные", - ее голос был печален и серьезен. Мое сердце бешено забилось. Что могло случиться, нога? Нет, должно быть, что-то еще худшее, судя по тону миссис Филлипс, но я боялась спросить.
"Кэрол, Дебби в больнице. Это психиатрическая клиника... прошлой ночью она пыталась совершить самоубийство".
Я не могла в это поверить! Только не Дебби. Я понимала, что что-то не так, но даже не могла подумать...
Миссис Филлипс прервала мои раздумья. "Кэрол, сейчас она в порядке, но очень испугана. Я подумала, что должна тебе позвонить, потому что она оттуда не может. Ты можешь позвонить и поговорить с ней, вот ее номер".
Я записала номер, поблагодарила миссис Филлипс за то, что она подумала обо мне и повесила трубку.
После разговора с Дебби мне стало лучше. Ее голос звучал так, как будто бы все шло нормально. Она стремилась поправиться и я знала, что так и будет. Я начинала ненавидеть себя за такое предположение, но не могла отделаться от мысли, что Дебби сотворила такое только из желания привлечь к себе внимание, которое было ей отчаянно необходимо. Она всегда выделялась из толпы, и ей это нравилось. Когда Дебби чего-то хотела, она обычно этого добивалась. Я надеялась, что и на этот раз будет так же.
Я продолжала вкладывать всю душу в подготовку к соревнованиям, пока у Дебби продолжались эмоциональные взлеты и падения. То она чувствовала себя великолепно, то отвратительно. Снова и снова она ложилась в больницу, ей давали лекарства, чтобы снять депрессию, но от этого ей становилось только хуже. Я говорила ей о Боге, но всегда получала один и тот же ответ: "Кэрол, как жаль, что я не могу веровать, как ты. Я действительно этого хочу! Но, почему-то, не могу".
Наконец, перед самым моим отъездом в Колорадо, Дебби позвонила с хорошими новостями: "Кэрол, мы наконец нашли! Мы узнали, почему я была в депрессии!" - радостно сообщила она.
Я испытала облегчение, услышав ее слова.
"Врачи сделали мне кучу анализов. Они сказали, что за короткий срок мне сделали несколько операций, поэтому я получила слишком много анестезии. Все это время в моем организме накапливались наркотические препараты, делая меня усталой и подавленной. Мне сказали, что они вскоре выведутся из организма. Я уже себя намного лучше чувствую. Знаешь, я уже думаю о том, что ты мне недавно сказала о возвращении в олимпийскую сборную по конному спорту. У меня есть отличная лошадь, и я знаю, что она выступит отлично! Ко мне будто вновь возвращается энергия, а еще есть несколько протезов, которые врачи хотят на мне испробовать". Она была так взволнована. Я была счастлива услышать от нее все это. Внутренним зрением я видела ее невысокую тоненькую фигурку, ее лицо, светящееся индивидуальностью, ее мелированые волосы, летающие то туда, то сюда при разговоре. Прошло много времени, но моя подруга Дебби вернулась к жизни.
С каждым днем по мере приближения поездки в Уинтер Парк я волновалась все больше. Работая с командой и получив определенную тренировку с воротами, я была бы так же уверена в своей хорошей форме, как любой.
Тренируясь с командой инвалидов, я собиралась также поработать с местной лыжной командой. Расписания обеих команд отлично согласовались. Я была готова начать прорыв. Этот год обещал быть отличным, тем более что мне не приходилось так беспокоиться о Дебби. Вдобавок ко всему, фирма "Атомик" решила спонсировать меня тремя новыми парами лыж для соревнований, формой и подходящими лыжными наконечниками на аутригеры, а фирма "Текника Бутс" снабдила меня ботинками. Все шло отлично.
В течение того времени, что я была дома, возвратившись из штата Нью-Йорк, отношения с Богом тоже наладились. Я была вовлечена в новую общину и училась богослужению в небольших группах. Когда мы заболевали, то молились друг за друга, и Господь исцелял нас. В группу входили, в основном, молодожены и несколько холостых и незамужних, вроде меня. Мне они нравились Долгие годы я выстраивала преимущественно оборонительные отношения, поэтому была близка только с немногими. Я опасалась как людей, которым я нравилась - по причине того, кем был мой папа, - и людей, которым я не нравилась. В течение лета Господь уничтожил эти опасения и начал выстраивать во мне новую веру. Он посещал меня снова и снова, постоянно убеждая в своей любви и защите и духовно давая мне то, чего мне так не хватало зимой.
Когда пришло время покидать Калифорнию, я разрывалась пополам. С одной стороны я рвалась на лыжи и для этого все лето настойчиво трудилась, чтобы привести себя в нужную форму, с другой стороны опасалась, что растеряю все, что Господь для меня сделал. Все еще в волнении, я спаковала вещи и поехала, но в этот раз не одна. Одна из моих подруг, в последние несколько лет посещавшая со мной "Виноградник", Роберта (коротко Берта), окончила в этом году среднюю школу. Предварительно я договорилась с ней, что в Уинтер Парк мы поедем вместе.
Вскоре мы поселились в уютном местечке и согласовали свои раздельные расписания. Берта нашла работу, а я начала тренировки на сухом грунте с командой "нормашек". У нас был примерно месяц до начала тренировок на горе. Каждому была назначена программа тренировки брюшного пресса, принятая в американской команде, которую каждый выполнял индивидуально до того, как действовать в команде совместно. Упражнения занимали примерно полтора часа и были направлены на укрепление брюшины. Удивительно, но брюшина играет важную роль в езде на лыжах. Эти мышцы позволяют откинуться назад, если во время езды лыжник начинает падать, и тем самым удержаться в равновесии и продолжить езду. Кроме того, брюшина играет ведущую роль в движении ног вверх и вниз для хорошей работы колена. Поскольку один из важных элементов езды, особенно в слаломе, быстрые движения коленом вверх и вниз, наличие крепкую брюшины является критичным.
Тренировки команды начались с кросса под наблюдением тренера (до того он преподавал в Горной академии Бэрка, известного спортивного заведения для учеников средней школы). Трасса включала множества камней, ручьев и грязи. По иронии судьбы наши тренировки на сухом грунте проходили везде, кроме сухого грунта. Много раз срывался снег, нам сопутствовали небольшие бури, но, несмотря на погодные условия, тренер доводил нас до седьмого пота.
До тех пор, пока я не начала тренироваться с командой, я реально не бегала. Я ковыляла, конечно, на короткие дистанции, например, с одного края дома на другой, но никогда - для тренировки. Мой бег в большей мере напоминал подпрыгивание, мне приходилось туго, но пока я тащилась позади, другие бегали кругами, пока я подтягивалась. Мне не давалось никаких привилегий только оттого, что я была хромоножкой, за исключением тех случаев, когда культя покрывалась язвами и волдырями от чрезмерного давления при беге. Тогда и только тогда мне позволялось сократить занятия бегом. Я ненавидела те моменты, когда об этом приходилось говорить тренеру, потому что я хотела быть сильной, а не ребенком, но иногда на язвы просто нельзя было не обращать внимания.
После кросса мы бегали в гору спиной вперед. Казалось, что я почти всегда поскальзываюсь и падаю в снежную кашу, но я старалась каждый раз подниматься и продолжать бег. Затем наступал черед практиковаться в свертывании: прыжки в гору и с горы в свернутом состоянии, прыжки в гору в свернутом состоянии спиной вперед, удержание свернутого состояния в течение пяти минут. Мы должны были также стоя на одном месте подпрыгнуть так, чтобы колени коснулись груди. Это мне никак не удавалось, сколько бы я ни старалась.
Два часа упражнений сменялись интенсивной работой с тяжестями. Практически мы бегали от одной машины к следующей. Все эта процедура была сплошным мучением - иначе не скажешь. Много раз я думала, что упаду замертво от усталости, но тренер все увеличивал нагрузки. Тем не менее, я чувствовала себя превосходно, словно герой фильма "Рокки". Я ощущала себя крутой на снегу еще с десятком юнцов, когда люди проезжали мимо и смотрели на нас так, как будто мы - крепкие орешки. Я процветала, благодаря новому способу жизни.
Сезон 1983 - 1984 гг. в Уинтер Парке принес мне успех во многих аспектах, не только в катании на лыжах, где я выиграла почти все заезды, в которых участвовала, включая некоторые состязания с другими членами команды. У меня появились новые друзья. Единственным друзьями-христианами здесь у меня были Берта и Брунсы, семья, с которой я познакомилась два года назад, и Бет из Канзаса, которая сейчас жила у Брунсов. После Рождества Берта уехала домой по причине здоровья, а у Бет и у меня были разные круги друзей, которые друг друга не знали, поэтому вместе мы проводили мало времени. Я проявляла глубокую симпатию к своим друзьям-нехристианам, но им часто было непонятно, почему я говорю, чувствую и действую так, как я это делала.
В первые месяцы жизнь в красивейших Скалистых горах вызывала у меня чувство близости к Богу. С течением времени я утомилась отстаивать Его царствие в одиночку. Появилось разобщение с Богом. Я не переставая говорила о Нем и Его деяниях, но чем больше я говорила, том больше чувствовала свою вину. Я тосковала о близости к Нему, которую когда-то познала, но не хотела платить цену за возврат к ней, потому что она означала отказ от мечты. Горные лыжи стали моей жизнью и вытеснили все остальное.
Когда-то я отбросила все, взывая к Господу всем сердцем. Тогда Он властно приблизил меня к Себе, и я пролила слезы благодарности Отцу своему небесному. Прошло время, и снова возвратились одиночество и депрессия.
Я становилась все крепче физически и все слабее духовно. Каждый день я проходила ворота в дополнение к тренировкам с обеими командами. Я плавала каждое утро и работала с тяжестями три раза в неделю. Я участвовала в соревнованиях, где только могла, с инвалидами и со здоровыми лыжниками. Я каталась на своих новых лыжах "Атомик" для скоростного спуска, как только появлялась такая возможность. Как только оборудовали длинную крутую трассу, в то утро я была первой на горе, отрабатывая быстрые, длинные, плавные развороты, удерживая свертывание так долго, что это казалось милями пройденного пути. Люди стали меня считать специалистом в скоростном спуске - тренеры, товарищи по команде и я сама в первую очередь. Я научилась отпускать лыжу в свободный полет, приспосабливая тело под нее. По мере развития сезона я была разочарована, что в скоростном спуске так мало соревнований. Я знала, что мне необходимо участие в большинстве из них при наличии конкуренции, и поскольку тренеры инвалидов устраивали недостаточно курсов по скоростному спуска, я сама не понимала, чего в действительности хочу.
Пришел февраль, а с ним - время отъезда команды в Австрию. Должны были ехать три девушки. Большинство друзей, которых я так хорошо узнала во время сезона, были членами команды. Я отчаянно хотела поехать с ними, я знала, что девушки заслужили это право, но оставаться позади было тяжело, в особенности, зная, насколько мои результаты приблизились к их хронометражу за последние месяцы. Команда уехала в Австрию, а я осталась в Уинтер Парке, мечтая о скоростном спуске в Австрии и надеясь в один прекрасный день выиграть международные соревнования. Усилием воли я заставила себя снова сосредоточиться на Национальных соревнованиях.
Через несколько дней после того, как все уехали, я пошла покататься на лыжах. Эти две недели будут тянуться долго - без тренеров, без команды, - но я собиралась воспользоваться выходными днями и покататься ради собственного удовольствия.
День был ясный и погожий, солнце било по толпе местных жителей и лыжников, приехавших провести выходной. "К концу дня будет много обгоревших лиц, если эти туристы вовремя не позаботятся о себе", - подумала я про себя. Хорошо еще, что мне не грозила такая опасность. Мое лицо было уже загорелым и обветренным, с белыми следами от защитных очков на щеках и на носу.
Я направилась на второй этаж гостиницы в маленькую кофейню, чтобы позавтракать, и заметила на входе большой синий с золотом плакат, свисающий с балкона второго этажа. На нем было написано: "Серия Кэмел Спринт, Уинтер Парк, 10 - 12 февраля". Я понимала, что это значит - какие-то соревнования.
Мимо шел мой приятель из Уинтер Парка, и я подала ему знак: "Привет, Ти Си". Он заметил меня и подошел. "Привет, Кэрол, что стряслось?"
"Ты знаешь, что это такое?" - я показала на плакат.
"Да что-то вроде скоростной езды", - пояснил он. Знаешь Франца Вебера, Стива МакКинни и всех этих ребят? Но это наподобие упрощенной версии. Говорят, что Стив МакКинни собрал их всех вместе и повез по разным лыжным базам".
Скоростная езда означает соревнования прямо на склоне горы, без поворотов. Специальная трасса прокладывается так, чтобы в ее конце фиксировать не время прохождения. а скорость лыжника. Австрией Франц Вебер недавно установил мировой рекорд в 129,303 мили в час, побив прежний рекорд Стива МакКинни.
Я спросила Ти Си: "Это сегодня?"
"Ага".
"Где они ездят?"
"На трассе Хьюза", - он показал и я посмотрела сквозь окно на знакомую трассу. Она казалась такой короткой.
"Это она?"
"Ага".
"Она такая короткая".
"Ну, они разрешают разгоняться только до пятидесяти пяти, и это не составляет особой сложности, если едешь прямо. Кроме того, это самый крутой участок трассы".
"Ага", - согласилась я. - "Думаю, ты прав. Эту часть можно пройти, если хорошенько свернуться".
"Они также говорят, что смогут и быстрее, если люди не станут возражать, но руководитель базы не разрешает им намного превышать скорость в пятьдесят пять".
"Это делает кто-то из тех, кого ты знаешь?" - спросила я.
"Нет, но куча парней из других районов приехали, чтобы сделать это. Многие из них занимаются скоростным спуском. Потом серия переместится на многие другие лыжные базы. Я не знаю, почему они приехали сюда, думаю, что они хотят организовать более одной серии. На некоторых лыжных базах разрешено развивать скорость до шестидесяти пяти или до семидесяти. Кэрол, это может позабавить - ехать с такой скоростью, но лично я думаю, что скоростного спуска это никогда не заменит".
"Я уверена, что ты прав, но здесь так мало соревнований по скоростному спуску, в которых я смогу участвовать, что это может доставить удовольствие. Мне ничего не остается делать, так почему бы не попробовать?"
"Да ну, Кэрол, ты или убьешься, пытаясь затормозить на той крохотной финишной площадке, либо тебе это надоест до слез", - он улыбнулся
"Ладно, посмотрим. Сейчас я намерена сжевать круассан. Увидимся".
"Увидимся", - он помахал рукой, и мы разошлись, каждый по своим делам.
После завтрака я пошла к регистрационному киоску и после нескольких вопросов записалась. Руководители решили, что в связи с инвалидностью наиболее безопасным будет выпускать меня с самой нижней точки трассы. Если у меня все получится, мне разрешат подняться выше. "Мне это пойдет на пользу", - подумала я. - "Может быть, это отвлечет меня от мыслей о команде в Австрии".
В действительности соревнования начались на следующий день. С каждым заездом судьи отсеивали участников, которые, по их мнению, не держались безопасно на лыжах. Я решила, что, если меня допустят к соревнованиям, я постараюсь показать наилучший результат, поэтому надела форму для скоростного спуска, чтобы снизить сопротивление потоку воздуха. Я была единственным инвалидом, поэтому другие участники глазели на меня, гадая, какого черта она здесь делает. Однако, увидев, как я свертываюсь во время первого заезда, поднимая перед собой аутригеры, они не поверили своим глазам. Они никогда прежде не видели, как свертывается хромоножка, и мне наперебой задавали вопросы. Я стабильно проходила заезд за заездом и поднималась все выше и выше.
"Это великолепно", - кричала я про себя. Я любила ездить, свернувшись, но когда я просто каталась на горе, лыжный патруль выходил из себя, когда я развивала слишком большую скорость. Здесь же я могла ехать настолько быстро, насколько мне хотелось. Тем не менее, по мере подъема вверх я начинала слегка нервничать. Проблема была не в скорости - она доставляла удовольствие. Меня пугал размер финишного пространства. При такой скорости я не была уверена, что успею остановиться до того, как врежусь в ограждение.
Соревнования достигли высшего накала, когда пришло сообщение, что нам собираются разрешить ехать быстрее пятидесяти пяти миль в час.
Почти две сотни мужчин и женщин продолжали соревноваться. Я была одной из четырех девушек и единственной хромоножкой. На трассу ушел один лыжник, потом другой, третий. Моя очередь была ближе к концу. Я встретила нескольких лыжников из городка, и у нас было время послоняться без дела на вершине. Они были под впечатлением от моей езды, и я этим гордилась. Фоном к беседе было объявление результатов: сорок восемь, пятьдесят миль в час - это был лучший результат, никто не показывал выше.
Пришла моя очередь. За мной оставались всего десять человек, ожидавшие старта. Я заняла позицию. Выпускающий освободил мне путь. Я сильно оттолкнулась, чтобы придать себе скорость, затем быстро свернулась. Скорость все нарастала и нарастала. Спуск продолжался несколько секунд, но мои страхи оказались ненапрасными: я не смогла остановиться. Ограждение было рядом. Я пробила сетку, сорвалась с лыжи и влетела в соломенные тюки по ту сторону от ограждения. Я так и не услышала своего результата - я была уничтожена. Очки слетели и глаза казались распухшими. Подбежали несколько официальных представителей, чтобы оказать мне помощь. Я с отвращением поднялась и отряхнулась. Я была уверена, что меня вышибут потому, что я этого заслуживала. Голова гудела от столкновения.
"Вы слышали свой результат?" - официальный представитель обратился ко мне, и внезапно я услышала, как толпа хлопает и одобрительно кричит.
"Нет".
"Ну, тогда вы не поверите".
"Во что?"
"Вы показали пятьдесят пять. Никому не удалось даже приблизиться к вам. Вы проехали замечательно!"
Он был прав. Я сама себе не верила. Мое лицо отражало потрясение в глазах представителя.
Несмотря на мой триумф, судьи отказали мне в разрешении продолжать, и, наверное, это было к лучшему. Все понимали, что скорость - не проблема, я могла с ней справиться. Просто мне было недостаточно места для остановки. Кроме того, на снегу появились рытвины, поскольку многие лыжники останавливались в одном и том же месте. Вскоре я поняла, что на высоких скоростях трасса для меня должна быть возможно более гладкой, иначе меня выбросит.
Я попалась на крючок. Я любила скорость, и поскольку не могла заниматься скоростным спуском, должна была заняться горнолыжным спринтом - во всяком случае сейчас.
Франца Вебера не было на этой первой серии, но когда лыжники приехали в Уинтер Парк на Кубок Денвера, он уже был среди них. Скоростная езда сделала его знаменитым, но он соревновался и в других дисциплинах. Я не имела ни малейшего понятия, как он выглядит, на тех немногочисленных изображениях, которые я видела, на голове у него был большой шлем, а на лице - защита, но знала, что он - в Уинтер Парке.
Профессиональные лыжники заполонили гору за неделю до больших соревнований и, если быть предельно честным, сильно меня раздражали. Я считала их изрядными задаваками, поэтому если кто-нибудь из них оказывался поблизости, я скорее игнорировала его, чем тешила самолюбие. Иными словами, я была не слишком "святой" по отношению к случайным встречным.
Как-то раз на той неделе в конце дня я выехала попрактиковаться с воротами, которые установила команда Уинтер Парка. Около подъемника два профи стали в очередь рядом со мной. Краем глаза я видела, что они оглядывают на меня, но внимания на них не обращала. Они уехали раньше, а я вскоре последовала за ними.
Оказавшись на вершине, они поехали по тому же пути, что и я, направляясь на тот же участок горы. Когда я подъехала к месту, откуда была проложена трасса, я увидела двух профи, стоящих на старте в готовности ехать. Неписаным правилом соревнований было то, что не следует ехать по трассе, проложенной другой командой, без разрешения соответствующего лица. Я не знала, проложила ли трассу их или наша команда, и, чтобы узнать это, приходилось задать им вопрос, поскольку кроме них рядом никого не было, а я хотела ехать по ней. Я подъехала поближе. Они разговаривали по-французски.
"Простите..." - прервала я их, стараясь сохранять хладнокровие.
Они оба посмотрели на меня. Один сохранял молчание, другой холодно ответил: "Да?"
Я продолжила с нажимом: "Не знаете ли вы случайно, кто проложил эту трассу, потому что где-то здесь должна быть трасса нашей команды. Можем ли мы ездить здесь вместе?"
Тот же лыжник ответил коротко: "Мы не знаем, кто ее проложил, но это наша трасса". Он отвернулся и продолжил разговор по-французски.
До сих пор я уверена в справедливости своих предположений о характере профессиональных лыжников. Это выглядело так, как будто малыш защищает свою игрушку. Поскольку я знала, что раньше вела себя так же, то особо не церемонилась.
"Парни, вы не против, если я прокачусь?"
Молчаливый вопросительно посмотрел на своего собеседника, ожидая, пока тот ответит.
"Не думаю, что вы с ней справитесь. Это сложная трасса, думаю, что вы можете причинить себе боль". Его французский акцент только подчеркивал окончательность его решения.
Ах, вот как! Отлично, я сейчас вам покажу, кто не управится с вашей дурацкой трассой. В тот день на мне была лыжа для слалома, чтобы готовиться к соревнованиям. Поскольку трасса была действительно сложной, я решила передвигаться короткими, быстрыми и чрезвычайно агрессивными разворотами - даже если они не были моим самым сильным местом. Я покажу этим профи штучку или две из арсенала одноногих лыжников.
"Пока", - сказала я надменно, подняла лыжу над снегом, перенеся свой вес на аутригеры, и рванулась вниз оттолкнувшись, как на соревнованиях. Теперь я умела стартовать гораздо лучше, удалось мне и в этот раз. Затем я поехала и - мамочки мои, - как поехала! Я не знаю, как у меня получались такие повороты, как тогда. Я наехала на ухаб и, как в могуле, взлетела в воздух, безо всяких усилий приземлилась и продолжила быстрые маленькие развороты - туда, сюда, вверх, вниз. Я была словно безумная!
У подножья я надела протез у подъемника. Теперь я по собственному проекту доработала лыжные брюки так, чтобы снимать и надевать протез, не снимая брюк. Я могла сбрасывать протез у подъемника до тех пор, пока не возникала необходимость ходить. Когда я заканчивала надевать протез, подъехали два лыжника с вершины. Пока они ожидали очереди на подъемник, они все время поглядывали на меня. По их виду было заметно, что они удивлены и даже поражены моей ездой, и я была довольна.
За несколько дней до начала Кубка Денвера я заехала на близлежащую лыжную базу проехать еще по одной скоростной трассе. На этот раз меня не исключили. В одном из заездов я опередила всех мужчин и женщин за исключением первой тройки, достигшей скорости шестьдесят пять миль в час. После окончания соревнований я зашла в кафетерий что-нибудь перехватить.
"Кэрол", - услышала я свое имя и сразу же узнала Стива МакКинни. Не оборачиваясь, я продолжала наливать в кружку горячий сидр.
"Привет, Стив" - радостно отозвалась я.
"Я хочу познакомить тебя со своим другом, Францем Вебером".
Мне не терпелось узнать, как выглядит этот парень. Я так много о нем слышала. Прихлебнув, я обернулась. Когда я это сделала, кружка с сидром чуть не выпала у меня из рук.
"Вот черт!" - подумала я про себя. Я готова была сквозь землю провалиться. Вебер был тем самым молчаливым профи, с которым я так нахально обошлась. Я постаралась сделать вид, что не помню его и надеялась. что он не узнал меня.
Он вежливо поздоровался со мной, протягивая руку. "Здравствуйте, Кэрол. Приятно с вами познакомиться. У вас сегодня был удачный заезд. Какими лыжами вы пользуетесь?".
"Атомик", - ответила я.
"Хорошие лыжи, нет? Я тоже ими пользуюсь", - он говорил по-английски с сильным акцентом. - "Не желаете с нами перекусить?"
Я посмотрела на их полные едой подносы, потом снова на них. Казалось, что он меня не узнал, так что я была в безопасности.
"Ладно".
Я последовала за ними за столик, где их ожидали друзья. Пока все вокруг разговаривали, я быстро ела. Мне было не по себе и я стремилась побыстрее уйти. Но Франц в самый разгар беседы посмотрел на меня и сказал, положив мне руку на плечо: "Вот эта самая девушка - она великая лыжница. Вы видели ее на трассе?" Я не могла поверить в то, что он говорил, и чувствовала себя глупо. Теперь мне еще больше хотелось уйти.
Никто из этой группы меня не видел, они работали на регистрации, но слышали обо мне.
А он продолжал: "Я видел, как она ездит на лыжах в Уинтер Парке. Она очень хороша". Он повернулся к парню. сидевшему за мной и повторил: "Она умеет ездить на лыжах!"
Ох, он помнил! Но я оказалась права: он и его друг были под впечатлением, и по тому, как он это сказал, это было правдой. Я почувствовала себя лучше. В этом году во время соревнований он врезался в дерево и сломал любимую пару лыж. Одна лыжа разломилась пополам, другая оказалась нетронутой. Как-то раз, когда мы завтракали вместе, он подписал уцелевшую лыжу и подарил мне. Основание лыжи было сделано из специального графита и было исключительно быстрым. Немногие лыжи в мире имели такое основание. Я от души поблагодарила его, но сохраняла внешнее спокойствие до тех пор, пока он не ушел. Затем я про себя взвизгнула и перевернула лыжу в благоговейном восторге. Одна из лыж Франца Вебера - какой восхитительный подарок! Это говорило многое: он подумал обо мне, когда увидел, что одна лыжа из пары серьезно повреждена, он понял, что я найду достойное применение оставшейся.
Когда команда Уинтер Парка вернулась из Австрии, они быстро узнали о том, что мне удалось. Мой друг Рид, у которого не было руки, немного занимался скоростной ездой на курсах профессионалов. Он достиг скорости сто двадцать две мили в час. Он попытался приобщить меня к скоростной езде, как и многих хромоножек, но никто не воспринимал это всерьез. Моя езда даже не приближалась по скорости к его, но это было только начало. Я собиралась пойти на профессиональные курсы и на следующий год достичь скорости сто миль в час, если трасса будет длинной и гладкой. С ухабами и колдобинами я заведомо проиграю.
Когда я поделилась планами с Ридом, он рассмеялся и недоверчиво покачал головой. Теперь, когда я это действительно сделала, он говорил, что скоростная езда для одноножек - это пустяки. Только двое одноногих лыжников из Европы - оба мужчины - занимались скоростной ездой на большой трассе. Лучшая скорость у обоих - сто миль в час. Глубоко в душе я хотела победить их, но никому в этом не признавалась. Эта мечта казалась слишком невероятной.
Я участвовала еще в двух спринтах, но достигла лишь шестидесяти девяти миль в секунду. Я собиралась улучшить время, тренируясь с конандой при подготовке к Национальным соревнованиям в Джексон Хоул, штат Вайоминг, которые неуклонно приближались. Наступил март и я поехала в Джексон Хоул, чтобы первый раз соревноваться в женском дивизионе.
Дебби прилетела из штата Нью-Йорк, чтобы встретиться со мной, и мы снова поселились вместе, как в старину. У нее все шло отлично. Она переехала в Северную Каролину, чтобы тренировать своих лошадей к соревнованиям. Попутно она влюбилась. Я ненадолго приезжала к ней перед тем. как отправиться в Вайоминг, и познакомилась с ее избранником. Он был приятным парнем.
Мама, папа и Гретхен также приехали в Джексон Хоул посмотреть, как я выступаю на Национальных соревнованиях. Увидев их, я обнимала их снова и снова. Я соскучилась по семье за этот год, но не так отчаянно, как в прошлом году. Я повзрослела и чувствовала себя более независимой и устойчивой.
Вечером, накануне состязаний в скоростном спуске я упорно готовила в соревнованиям лыжу. Мастерская была пустой, пока я прошлась напильником по ребрам лыжи, чтобы снять все шероховатости и придать им идеальную форму. Визг напильника по металлическим ребрам громко отдавался в помещении. Я тяжело дышала от напряжения и волнения.
Тренировочные заезды прошли великолепно! Я удивила многих, кто не видел, как я езжу, с прошлого года. В первом хронометрируемом заезде я отстала от двух лыжников, показавших лучшие результаты, всего на сотые доли секунды. Во втором заезде я улучшила свое время на целых две секунды! Я наконец была готова заключать пари с участниками сборной. Приятно было видеть, как другие лыжники глазеют на меня, как на угрозу, возникшую ниоткуда, и вынуждающую с собой считаться. Я не уделяла особого внимания победе в слаломе и гиганте, но скоростной спуск был мой, и я этого хотела. Я любила эту дисциплину и настойчиво работала, чтобы ее освоить. Я никогда так страстно не хотела выиграть соревнования, и никогда не чувствовала до такой степени, что заслужила это.
Сосредоточенность последних часов подготовки лыж довела до головной боли. Я терла виски, пытаясь унять боль. Пора спать. Я поставила лыжи в кладовку до утра. Раздеваясь в пустом номере отеля, я выглянула в окно. Прямо передо мной возвышалась гора. Луна отражалась на снегу, создавая флуоресцентное сияние. Из окна трасса не просматривалась, но мысленно я ее видела: каждый красный флажок в месте поворота, каждую борозду, каждую трещину. Трасса пропечаталась и зафиксировалась в памяти.
Я очень рассчитывала на победу. Я снова и снова повторяла это себе. Тем не менее, я боялась. В частности, одна девушка была для меня самой большой угрозой. У нее была целеустремленность, которая могла ее подтолкнуть после сегодняшнего поражения.
Интересно, где сейчас Дебби? Да ладно, она наверняка гуляет с друзьями. Я задернула портьеры, забралась в кровать и попыталась заснуть.
Разгорался ясный день. Дебби спала в соседней кровати. Похоже, что она всю ночь прогуляла, поэтому я решила ее не будить. Я встала на пол и начала делать упражнения на растяжку. Желудок был спазмирован, поэтому сама мысль о завтраке казалась ужасной. Тем не менее, я натянула костюм для скоростного спуска, набросила утепленную куртку и отправилась в ресторан отеля. Там было множество людей - друзья и члены семьи, - но я держалась преимущественно особняком. У меня не было настроения разговаривать, потому что знала, о чем, в основном, пойдет речь, а я и без того волновалась. Я немного поела и пошла в кладовку за снаряжением Комнатка была пуста, и меня это обрадовало. Я села на скамейку и спрятала лицо в ладони.
"Господи", - тихонько пробормотала я. - "Я боюсь. Я так хочу выиграть, но если этого не произойдет, дай мне силы это принять. Я не хочу жить лыжами настолько, чтобы беспокоить Тебя и задевать чувства других, но Боже, я действительно хочу выиграть. Это - единственное, в чем я преуспела".
Внезапно я ощутила Его ответ: "Ты преуспела в том, чтобы быть моим дитям". Я быстро открыла глаза в удивлении. Они были полны слез. Его голос был таким нежным и мягким.
Слова успокоили меня. Я не знала, что и ответить, но тут вошла группа лыжников. я открыла шкафчик и взяла все свое снаряжение, надела перчатки. шапочку, пристроила на лбу защитные очки, натянула ботинок, но не застегивала его, взяла шлем за ремешок, прихватила лыжи и аутригеры и направилась к дверям.
Я прищурилась от яркого света. Подъемник был в нескольких ярдах и вскоре я стояла в очереди и обувала одну из лыж. Хотя я пользовалась только одной лыжей, как и всякому серьезному лыжнику-инвалиду мне нужны были несколько пар. Одна использовалась для тренировок и обследования трассы, другую смазывали перед соревнованиями уже на вершине.
Я обула лыжу для скоростного спуска для разминки, а лыжи для соревнований придерживала на плече руками. Затем скользнула в кресло подъемника и повезла все снаряжение наверх. Я поехала направо, где располагалась трасса, к стартовой площадке. Выпускающие и официальные представители были заняты, проверяя все вокруг. Один из моих тренеров разговаривал с выпускающим, но, увидев меня, прервал разговор и подошел ко мне.
"Кэрол, как настроение ? Готова?"
Мое волнение усугубилось при этом вопросе.
"Думаю, да. Трасса мне нравится. Возможно, она прямее и быстрее, чем обычно, но мне это нравится".
"Ты и впрямь хорошо проехала вчера. Просто сделай сегодня то же самое. Эта трасса - твоя, Кэрол".
Мы помолчали. Он взял мою лыжу для соревнований и шлем и отложил в сторону от трассы. "Почему бы тебе несколько раз не спуститься, чтобы разогреться? Соберись и просто покатайся. Возвращайся через сорок пять минут"
"Ладно".
Я поехала прямо по только что подготовленному склону. Дул легкий ветер, а голова все еще кружилась. Я ехала по склону горы Джексон Хоул, передо мной простирались долины Вайоминга, а в голубом небе лениво клубились легкие облака, но я была поглощена лыжей. Быстро и чутко она отвечала на мои команды. Сердце пело от радости и ощущения единства с лыжей и горой. Все волнения покинули меня, как только я погрузилась в снег, который легко взлетал по обе стороны от моей лыжи. После нескольких заездов пришло время подниматься к вершине, где я присоединилась к другим ожидавшим лыжникам.
Наконец соревнования начались. Я прикрепила стартовый номер к красному костюму для скоростного спуска. Утепленную куртку я оставила позади. Поначалу я шутила с друзьями, стараясь позабыть свои тревоги, но по мере приближения времени старта, замолчала. Сбудется ли моя мечта или меня ждет неудача? Возможно, я даже упаду или меня дисквалифицируют по какой-то причине.
Умиротворение - ох, как мне его сейчас не хватало - я находила в хвалебных песнях, которые мы пели в "Винограднике". Я сразу припомнила любимый мотив, закрыв глаза и лежа на снегу:

Я люблю тебя, Господи, и возношу свой голос во славу Твою. О, моя душа, возрадуйся!

Восславить Его в этот момент, как пелось в песне, было проблематично, но на несколько секунд все исчезло из памяти, и я видела только Господа. Я тосковала по Нему. Его речь, которую я так ясно услышала утром, вновь зажгла во мне любовь к Нему.
"Номер 105..." "Это я!" Я заняла место в очереди и тренер размял мою ногу и плечи. чтобы избавить меня от зажатости. "Ты все сделаешь отлично, Кэрол", - воодушевил он меня. - "Это твоя трасса!"
Голос выпускающего произнес: "Номер 105, пожалуйста, в стартовые ворота". Я заняла свое место и на несколько секунд гора притихла.
"Лыжник готов?"
Я посмотрела прямо вперед и слегка кивнула.
"Десять секунд... пять... четыре, три..."
Я приподняла задник лыжи и оттолкнулась так сильно, как только могла. Ботинок мощно задел рычаг включения таймера. Я начала сражаться за скорость. Я ехала по трассе так, как будто от этого зависела моя жизнь. Я обогнула один угол, затем другой. Затем шел плоский участок и я попыталась свернуться. Слегка покачнувшись, я потеряла время. Я надеялась на выигрыш в этой точке, но поспешила. Впереди лежал крутой спуск и сразу за ним поворот. Я оставалась в высокой позиции, чтобы крутизна горы "выстрелила" мной в поворот.
Красная лыжа "Атомик" летела быстро и ровно по утрамбованному снегу. Его белизна завораживала меня. Мысли летели еще быстрее. Меня настолько захватывало единство тела и лыжи, что трасса. казалось, исчезает из поля зрения. Я была свободна, ничего не удерживало меня - ни трасса, ни заботы, ни страх.
Я была рядом с концом трассы, до финишной черты оставались трое ворот. Это был довольно прямой участок с парой небольших поворотов. Я свернулась и попыталась пройти повороты, не развертываясь, но это было, скорее, полусвертывание, чем полное свертывание. Я пыталась свернуться сильнее; ветер, который летел мне в лицо, сделал это проблематичным. И вскоре - вскоре все было кончено. Я финишировала.
Мое время объявили по трансляции - я проехала почти на целую секунду быстрее, чем в тренировочном заезде! Девушке, которой я опасалась, нужно было улучшить свой лучший результат в тренировочном заезде на три секунды, чтобы опередить меня.
"Я, должно быть, выиграла", - подумала я про себя, но она стартовала передо мной, и диктор не объявил, на каком месте я нахожусь. Я поскорее покинула финишную площадку, чтобы узнать ее результат.
Пока я двигалась, меня обнимали, целовали, поздравляли, но я все спрашивала, как проехала та девушка. Наконец, я узнала результат из поздравления:
"Хорошая езда, Кэрол! Ты почти ее догнала. Какой заезд! Я не верил, что ей удастся отыграть три с половиной секунды!"
Мое сердце упало. Рна обыграла меня. Я не могла в это поверить. Я почти что расплакалась, но сдержалась. Кто плачет из-за дурацких соревнований. Каждый мог бы подумать, что это неспортивно. Я не хотела быть такой, но мне было больно и обидно после такой изнурительной работы. Мне бы следовало бурно радоваться, заняв второе место в первый же год пребывания в женском дивизионе и во второй год участия в Национальных соревнованиях. Но я не могла скрыть разочарования.
Я изобразила улыбку на лице, пошла к победительнице, моей подруге, и искренне ее поздравила. Она заслуживала победы, и я это знала. Она была хороша, но теперь я тоже была хороша, и все это знали.
В слаломе я выступила исключительно хорошо для себя и заняла третье место. В гигантском слаломе я также оказалась третьей и в комбинации всех трех видов заняла общее второе место. Я хорошо начала свой первый год в женском дивизионе, но победительница и национальная чемпионка оказалась лучше. Она действительно заслужила все, что выиграла, так же, как я заслужила все, что выиграла. "На следующий год", - пообещала я себе, - "я войду в состав Национальной сборной и поеду на Кубок мира - даже если в лепешку расшибусь!" Я знала, что достаточно хороша, чтобы войти в состав команды и именно это планировала сделать. Национальные соревнования окончились, но я смотрела на них, как на двери, оставшиеся позади.
Девушки, внимательнее смотрите по сторонам - Кэрол идет!



User avatar

Topic Author
Didier
Автор
Posts: 2152
Joined: 11 Jun 2017, 20:06
Reputation: 2493
Sex: -
Has thanked: 151 times
Been thanked: 4367 times
Gender:
Burundi

Re: Кэрол Шуллер. В тени его крыльев.

Post: # 27396Unread post Didier
23 Apr 2018, 15:23

Трагедия и триумф

Солнце садилось, когда я выехала на напряженный калифорнийский фривей в Лоч-Аламитос. С тех пор, как я уехала, община, в которую я была вовлечена, сформировала новую группу. Пара, с которой я была очень близка до того, как уехать, вошла в новую группу. Это будет первый раз, как я с ними встречусь со времени отъезда. Я буду дома всего неделю. Я в страхе. Я совсем не стремлюсь возвратиться в общину, поскольку боюсь, что все изменилось. Я боюсь, что никто не поймет моей страсти к горным лыжам.
Больше всего я боялась того, что может сказать Бог мне или им обо мне, и того, что Он может сделать за то, что я удалялась от Него на протяжении сезона. Я не боялась Бога, я знала, что Он меня любит, но по некоторым причинам боялась предстать перед Его лицом. Была весна - время Пасхи - празднования Христовой крови и благодати, но Его благодать казалась такой далекой.
Я боролась с местным движением, и чем дольше пребывала в сложной путанице автомобилей, тем меньше была уверена в том, что хочу привести в порядок отношения с Богом - не то, что я допускала в других. Если я "приведу их в порядок", не потеряю ли их снова в следующем сезоне? Будущее представлялось мне порочным кругом.
Я повернула, на момент захотев развернуться назад и поехать домой. Я знала, что должна встретиться с друзьями раньше или позже, поэтому продолжила движение, все более тревожась. Я припарковалась у их дома и зашла внутрь. Я была рада, что приехала заблаговременно. Дэнни и Джойс, пара, которую я знала, подбежали ко мне и обняли. "Кэрол, как приятно тебя увидеть!" - приветствовали они меня.
Я смогла избавиться от некоторых опасений, немного поговорив с ними. Я все еще беспокоилась, но по меньшей мере была избавлена от необходимости заходить в комнату, полную незнакомых людей. По мере прибытия остальных, я уселась в углу комнаты, стараясь, чтобы меня не замечали. Я почти никого не знала. Мне это начинало все меньше и меньше нравиться. Мне казалось, что люди видят меня насквозь. Мне не следовало приезжать. Я хочу уехать. Зачем я приехала?
Мало-помалу Дэнни и Джойс собрали группу вместе. Дэнни принес гитару и вовлек общину в песнопения, которые я так любила. Слова пронизывали сердце, и я не смогла сдержать слез. Не хватало потерять самообладание перед всеми этими людьми. Никогда! Я просто не имею на это права. Я скрестила перед собой руки и попыталась думать о чем-то другом. Полчаса мне пришлось сражаться с собой, пока продолжались песнопения, но в конце концов эта часть собрания окончилась.
Дэнни начал говорить, объясняя что он думает о том, как именно Бог собирается иметь дело с некоторыми людьми. Он произносил некоторые слова знания, на которые каждый отзывался. Слова знания - это то, что Бог сообщает кому-то о другом человеке и что в противном случае он никогда бы не узнал. В большинстве случаев они относятся к людям, о состоянии которых нужно молиться. Бог действительно хочет позаботиться о них и потому сообщает об этом кому-нибудь. Дэнни спроси, е хочет ли еще кто-нибудь взять слово. Я молилась, чтобы никто не сказал слова знания обо мне.
Дэнни и остальные начали молиться за людей, ответивших на слова. Дэнни молился за кого-то справа от меня, поэтому, чтобы отвести от себя подозрение я сьала молиться, как меня научили год назад.
По мере того, как я молилась, к моему горлу подкатывал клубок. Я чувствовала, что сейчас заплачу. "Не сейчас!" - нервно думала я. Бог усиленно пытался прорваться сквозь мое сердце. Он мог восстановить все, что враг забрал у меня, но я со всей силой старалась сохранить самообладание. В тот самый момент, когда клубок начал рассасываться, Дэнни повернулся ко мне и положил свою ладонь мне напротив сердца. Этот жест сломил мое сопротивление, я не могла больше сражаться. Я заплакала, рыдания превратились во всхлипывания, когда Бог сорвал с меня остатки горестей за все годы боли. Все защитные ограждения, возводимые мной, стали рушиться по мере того, как Он все приближался и приближался ко мне. Я чувствовала себя нагой и уязвимой в руках Всемогущества. Он властно приблизился ко мне и бережно омыл меня дочиста.
После пятнадцати минут плача, пока все остальные молились, Бог наконец ниспослал на меня покой. Каким прекрасным было это чувство! Умиротворение превзошло все, что я только могла представить. Ранее я познала это ощущение всего однажды, впервые посетив собрание в "Винограднике" несколько лет назад. Я думала, что подобное исцеление дается Господом один раз в жизни, и вот я познала снова Его силу. Я не знала, что почувствую это еще много, много раз.
После этого вечера я стала чаще посещать "Виноградник". Неделю за неделей Господь посещал меня, даруя Свою силу и Свою любовь. Я плакала и смеялась от радости. Какое драгоценное время! Я желала всего, что могла получить от Бога, поэтому когда услыхала о недельной конференции в "Винограднике" под названием "Знамения, чудеса и развитие Церкви", основанной на курсе, который Джон, наш пастор, читал в Фуллеровской школе, я решила ее посетить. Около пяти тысяч человек, не принадлежавших к нашей церкви, записались на лекции Джона и семинары, проводимые другими пасторами "Виноградника".
Дэнни и Джойс тоже пришли, и я была рада, что рядом есть кто-то знакомый. Бог продолжал свои прикосновения, люди молились за меня и сила Божья возрастала. Я всюду следовала за Дэнни и Джойс и помогала им молиться за других, когда я сама не молилась за себя. Я видела, как в течение недели происходят чудесные события, и это было прекрасно.
Наконец я начала понимать фантастическую верность, которую проявил Господь, вернув меня назад. Я поняла, что Он никогда не оставлял меня и взамен я стала служить Ему так, как никогда не служила доселе. Я возлюбила Его так, как никогда ранее. Во мне постоянно горел огонь Радость окружала меня, и я могла говорить только об Иисусе. Иногда раньше были времена, когда я пребывала в подобном возбуждении, но никогда оно не было столь сильно, как сейчас. Я молилась за людей - христиан, и не христиан, каждый раз, когда только могла. Я молилась за их немощные тела, страждущие души и горестные воспоминания. Иногда я становилась их другом - кем-то, с кем можно было поговорить. Господь являл чудеса снова и снова. Я была далека от совершенного служения, но Господь был терпелив - и, слава Богу, оставался таким.
Бог лечил немощные тела и исцелял израненные души, Он окутывал Своей любовью разбитые сердца, словно теплое шерстяное одеяло, убивающее лютый холод. Его милость изливалась отовсюду - в самолетах, отелях, на улице - где бы ни находилось что-то, что Ему необходимо было выполнить.
Я продолжала межсезонные тренировки, но эта работа быстро превратилась из радости в повседневную рутину. Все было готово к предстоящему сезону. Спонсоры выстроились в очередь. Я приобрела публичную известность благодаря горнолыжному спринту, и лето было полно волнующих моментов. Журнал "Ю.С." узнал обо мне и опубликовал статью об "одноногой девушке, которая развила скорость около семидесяти миль в час на одной лыже". Эта статья вывела из под контроля много других вещей. Прежде, чем я узнала об этом, на меня отовсюду посыпались публичные приглашения.
По приглашению передачи "Доброе утро, Америка" я прилетела в Нью-Йорк беседовать с ведущим Дэвидом Хартманом о своих достижениях в этом году. Мама купила мне поэтому случаю новый наряд, и я выглядела настолько хорошенькой, насколько могла, пока мы с папой беседовали с приветливым ведущим. Я свободно говорила об активной жизни на лыжах, о тренировках, надеждах и мечтах войти в состав команды и преодолеть рубеж в сто миль в час в наступающем году.
Вслед за передачей "Доброе утро, Америка", финансовые спонсоры пригласили меня пробежать в Колорадо с олимпийским факелом. Я с гордостью согласилась, потому что сама рассчитывала принять участие в Паралимпиаде в Калгари, провинция Альберта. Я пролетала над прекрасными горами, которые так любила, чтобы нанести недельный визит и пронести пылающий факел один километр. Пока я бежала под проливным дождем, люди со всех сторон подбадривали меня. Во мне тоже горел особый огонь - мечта об Играх в Калгари. По окончании пробега мне подарили прекрасный букет красных роз, которые я бережно привезла домой вместе с бесценным факелом.
Олимпийская лихорадка охватила весь регион Лос-Анджелеса по мере приближения Игр 1984 года. Всюду, куда бы я ни шла, можно было увидеть плакаты с изображением атлетов, и этот всепоглощающий огонь начал меня захватывать Я была ошеломлена предложением присоединиться к Джеку Гиффорду для освещения Игр на телевидении. Я не могла поверить, что со мной хотят говорить о звездах Олимпиады. Олимпиец - это так прекрасно звучало. Получу ли я когда-нибудь такое наименование? Пока я разговаривала с мистером Гиффордом, я думала о миллионах людей, которые смотрели и слушали об успехах и мечтах, которые касались моего любимого вида спорта. Будут ли они приветствовать меня из уважения и поддержки победителей в течение этой вдохновляющей недели? Я полагала, что нет, и все же надеялась.

Image

Приближалась зима. Мы с Дебби несколько раз разговаривали по телефону, и каждый раз ее голос звучал веселее, чем в прошлый. Она сказала, что посвятила свою жизнь Иисусу и посещает местную церковь. Я была за нее счастлива.
По моему расписанию я должна была уехать в Колорадо в октябре, но чем ближе была дата отъезда, тем больше я колебалась. Почему, я не знала сама. Все мои мечты были связаны с горными лыжами и я предвкушала, что они сбудутся. И тем не менее, какой бы глубокой и страстной ни была тяга к соревнованиям, что-то во мне препятствовало мысли об отъезде. Я постоянно взывала к Господу, моля об ответе, но не получала его.
Мои друзья по общине Дэнни и Джойс вернулись домой в Северную Каролину, но я нашла другую общину, в которой немедленно устроилась. Когда Бог забрал у меня Дэнни и Джойс, он тут же дал мне других, кто полюбил меня, направил и поддержал молитвой и дружбой.
Двое моих друзей, Блэйн и Бекки молились со мной о том, что мне делать с занятием горными лыжами. Блэйн сотрудничал с "Виноградником". Он всячески поддерживал мою поездку в Уинтер Парк и даже допускал, что денверский "Виноградник" пришлет туда кого-нибудь для основания новой общины. Эта идея была мне по душе, но по некоторым причинам я не была полностью уверена, что мне следует ехать.
Когда пришел сентябрь, и я все еще не получила никакого знака от Бога, я собралась продолжить тренировки. Я сказала об это Блэйну в одно из воскресений после церкви, и никогда не забуду, что он мне ответил. Ответ был полностью неожиданным.
"Кэрол", - рассудительно сказал Блэйн. - "я чувствую, когда Господь вмешивается в чью-то жизнь. Я часто в этом убеждался. Думаю, что Он хочет, чтобы ты что-то сделала здесь".
Слова были сказаны: именно это я чувствовал столь долгое время, но не готова была принять. Сердце упало. Я знала, что он прав. Кроме того, он был не из тех, кто дает советы. Это был Господь. Я знала, что потеряю все, что было у Господа для меня, если поеду в Колорадо. Вопрос больше не стоял: я осталась дома. Я плакала, рассказывая главе общины свою историю. В глубине души я понимала, чего хочет от меня Господь и каким должно быть мое решение, но оно далось непросто. Что скажут все, когда я сообщу о перемене своих планов? Что скажут тренеры, друзья, партнеры по команде? Что подумают миллионы людей, читавших обо мне или слышавших меня на ток-шоу? Что скажут родители и члены семьи?
Многие снова и снова спрашивали меня: "Кэрол, с чего бы это Бог заставлял тебя отказаться от того, что ты так любишь, если Он действительно любит тебя? Я не понимаю!"
Я не могла дать на этот вопрос надлежащий ответ. Все, что я знала, это то, что люблю Господа всем сердцем, и что Он - это все, что мне нужно. Я должна была верить, что мой Отец небесный н заберет у меня что-либо, не дав взамен ничего лучшего. Я верила в Него, Он был всем, что у меня было.
Выбор был не в том, заниматься или не заниматься горными лыжами, участвовать или не участвовать в соревнованиях, жить в Уинтер Парке или в округе Ориндж, а между присутствием Бога или отсутствием Бога. Сомнений больше не было, я знала, чего хотела.
Теперь, когда я не занималась горными лыжами, у меня не было ни малейшего понятия, чем я собираюсь заняться. Кроме Бога, мне не было ради чего жить. Я не хотела возвращаться в школу и не знала, какой работой могу заняться. Я чувствовала себя потерянной и уязвимой. Я всегда немного интересовалась искусством и аппликацией, поэтому по воле случая сблизилась со своим свояком, который несколько лет работал художником-графиком. Я начала расспрашивать то тут, то там, есть ли что-то интересное для меня в этой области.
Мысли о соревнованиях убывали по мере того, как я с воодушевлением готовилась вместе со своей церковью к поездке в Англию. Джон Уимбер проводил семинар "Знамения, чудеса и развитие церкви" в Лондоне, и на участие в нем записались церкви со всей Великобритании. Ожидалось участие трех или четырех тысяч людей, и я была частью команды священнослужителей которых Джон набирал из многих штатов. Мы платили за себя сами, но расходы того стоили.
Мы видели буквально сотни исцеленных физически вдобавок ко многим душам, которых Господь коснулся Своей дланью. Полновластные деяния Господа, прикасающегося к Своим людям, не ведающим Его возможностей и желаний, являли собой поучительную картину, свидетелями которой мы были. Какой радостью было смотреть на выражение лиц тех, кто доселе не молился за страждущих, когда они с молитвой возлагали руки на кого-то и наблюдали, как Бог их исцеляет. Они не могли поверить в то, что Бог хочет использовать их для распространения Своей благодати на других и плакали от радости осознания могущества Божьего. Мне вспоминаются многие в Лондоне и вне Лондона, когда наша команда разделилась. Одну женщину я в особенности не могу забыть.
Как-то вечером наша встреча в Лондоне была многолюдной настолько, что многие ожидали на улице своей очереди, чтобы войти. Многие пасторы, участвовавшие в семинаре, держали свои церкви открытыми для нас, и мы стали объяснять людям, как туда пройти. Пока продолжалась основная встреча, некоторые члены команды, я в том числе, вышли на улицу, чтобы помочь тем немногим, кто еще там оставался. Когда, казалось, обо всех позаботились, мы направились назад. Я шла позади всех.
Когда я готова была войти в дверь, я случайно взглянула на темную аллею. На бордюре, футах в двадцати от меня, сидела особа с обритой головой, одетая в изношенное старое пальто. Я не могла понять, мужчина это или женщина, но почему-то решила, что это мужчина. Недолго думая, я направилась к этой персоне, которая оказалась женщиной маленького роста, казавшейся еще меньше оттого, что съежилась на бордюре и вдобавок курила. Лицо у нее было потасканным, и его жесткость усугублялась убожеством одежды.
Когда я приблизилась к ней на пять футов, она внезапно подняла голову и посмотрела на меня. "Не приближайтесь ко мне!" - гневно каркнула она. "Не говорите ни слова и не прикасайтесь ко мне!" В ее темных глазах блеснул огонь, но я не могла остановиться. Казалось, что мной кто-то управляет, и у меня нет выбора, что делать и что говорить. Через секунду я сидела рядом с ней, обнимая ее и тихо шепча: "Не бойтесь, я просто немного посижу рядом".
На ее голове были заметны пролысины, как будто волосы съели вши. Зловоние, исходившее от ее одежды, только усугубляло мое сострадание. Я всегда сочувственно относилась к уличным бродяжкам, но такого сострадания никогда не чувствовала. Эта любовь была чем-то особым, сродни помазанию.
Горечь окружала ее, как маска, за которой она пряталась ради безопасности. Она сердито говорила о людях, которые ее обидели, и о людях, которых она ненавидела. Я почти ее не слышала, казалось, что-то застилает мне уши.
Я мягко перебила ее: "Можно, я помолюсь за вас?" Она резко каркнула в ответ: "Помолитесь своему богу, чтобы он убил тех, кто меня обидел, вот все, что вы можете сделать!" Ее провинциальный кокни подчеркнул гневные слова.
Недолго думая. я отвечала: "Ладно, но могу ли я сначала немного помолиться о другом?". Она замолчала, затем кивнула и сказала: "Да, можете".
"Хорошо", ответила я, убрала руку и опустилась на колени перед ней. Она закрыла глаза, когда я обеими руками коснулась ее лица. Мое тело дрожало, ощущая, как в него входит сила Божья. Я всхлипывала, произнося гневные слова против горечи и ненависти, окружавших ее так долго. Я была разгневана тем, что Сатана творил с ней, тем, как он ограбил ее жизнь, и по мере того, как милость Божья струилась через мои руки, оковы рушились. Напряженность ее тела улетучилась, и она свободно осела. Она подняла взгляд на меня. Ненависть и горечь исчезли из ее взгляда, их заменил спокойный дух. Она совсе другим голосом спросила: "Что же мне теперь делать?" Искренность ее детского вопроса разбила мое сердце, я увидела ее встречу с Иисусом. Я не могла поверить тому, что увидела. Увидеть, как быстро может измениться кто-то, это неимоверно, думала я про себя. Должно быть, она обманывает. Но мне было известно лучше - я видела силу Божью.
Я никогда не узнала, что с ней было дальше. Она пошла со мной на собрание и познакомилась с пасторами из этого района. Когда я рассталась с ней тем вечером, зная, что наверняка больше не встречу ее никогда, я чувствовала, себя так, будто родила и оставила младенца умирать на улице. И все-таки я знала, что должна верить Богу. Он любил ее больше, чем я могла себе представить. Я чувствовала эту любовь, когда Его сопереживание снизошло на меня, пока я с ней разговаривала. Это сопереживание ощущалось по-другому - намного чище и мощнее, чем любое, которое я испытывала к кому-либо прежде и после. Это было Божье сопереживание.
Я могла бы продолжить рассказывать подобные истории, свидетельствующие о чудесных и милосердных деяниях Господа. Поездка изменила мою жизнь и жизненные желания.
После поездки привыкание к дому было непростым. Нарушение биоритмов разделило мои дни пополам, и спокойная жизнь после потрясающего эмоционального подъема утомляла. Мы совершали богослужение днем и ночью, часто обходясь без еды. Вернувшись домой, я чувствовала себя так, как будто уезжала на годы.
В первую ночь, проведенную дома, я нашла на столе записку от мамы с просьбой позвонить Дебби. Я немедленно набрала ее номер в Северной Каролине, чтобы потом не забыть. Никто не ответил.
"Ну и ладно", - подумала я, - начиная распаковывать вещи, - "утром еще раз попробую".
Я пыталась ей дозвониться три дня по несколько раз, но ни разу на нее не попала. Я знала, что она занята, тренируя лошадей, поэтому просто повторяла попытки.
Через несколько дней вечером я смотрела телевизор у себя в комнате, когда раздался звонок. "Бьюсь об заклад, что это Дебби", - подумала я и подскочила к аппарату.
"Алло?" - я была в хорошем настроении и готова к разговору с ней, но звонила не Дебби. Это был мужчина.
"Алло. Кэрол?"
"Да".
"Кэрол, это мистер Филлипс, отец Дебби".
"Мистер Филлипс?" - я была в недоумении. Почему он мне звонит? Мистер Филлипс никогда не был склонен к телефонной болтовне, но то, что я услышала затем, я не забуду никогда.
"Кэрол, боюсь, у меня плохие новости. Дебби покончила с собой", - внезапность этих слов была подобна свисту пули, пролетевшей рядом.
"Простите, мистер Филлипс, я вас плохо слышу. Что вы сказали?"
Он повторил: "Я сказал. что Дебби покончила с собой. Это произошло пару дней назад. Она застрелилась в доме своего приятеля".
Мне перехватило дыхание, как будто кто-то заехал мне в солнечное сплетение брусом два на четыре дюйма. Я отказывалась верить его словам.
"Вы шутите. Я знаю, что вы шутите".
"Нет, Кэрол, боюсь, что не шучу".
Я не могла с этим смириться. Я не могла больше слушать. Он начал объяснять что-то о поминальной службе, но я прервала его.
"Простите, мистер Филлипс, мне нужно идти", - от всхлипываний моя речь стала неразборчивой. Не попрощавшись, я бросила трубку. От ужасной новости я вскрикнула: "Госполи, Господи, Господи, помоги!", - и опустилась на пол, обхватив живот. Моя сестра Джинни вышла в холл.
"Джинни", - зарыдала я.
"Кэрол, что случилось?" - бросилась она ко мне.
"Дебби", - я с трудом перевела дыхание. - "Она покончила с собой".
Я снова зашлась в рыданиях, и Джинни крепко обняла меня.
"Где мама и папа?" - спросила я в панике.
"Их нет дома".
Я нервно дергала себя за волосы. Я чувствовала, что схожу с ума. "Я этого не переживу. Я этого просто не переживу!"
Я оставила Джинни и вернулась в свою комнату. Я беспрерывно плакала, а когда слез не осталось, вскрикивала от боли, а потом в оцепенении сидела на кровати, держа в руках игрушечную собачку, подаренную отцом, с которой была неразлучна все дни, проведенные в больнице. Я крепко сжимала ее мягкое тельце под подбородком и смотрела в темноту за окном. Сколько я так просидела, не могу сказать. На минуту мне показалось, что я сплю, и это просто ночной кошмар. Потом я возвратилась в реальность. Вернулись родители и прервали шок.
Мама села рядом, и я положила голову ей на колени. Слезы намочили элегантное платье. Ни одного слова не было сказано. Я разделась и легла в постель, неуклюже поцеловав маму. Я лежала на мокрой подушке до тех пор, пока усталость не одолела эмоции и я заснула.
Всю следующую неделю я жила в некотором оцепенении, заставляя себя заниматься повседневной работой и обязанностями. В голове вертелись воспоминания о Дебби: я вспоминала ее мелированные волосы и круглое приветливое лицо. Я вспоминала, как мы угнали снегоход. Я вспоминала долгие, тяжелые, изнурительные тренировки и ее обыкновение попивать кофе, пока я корежилась, нарабатывая силу. Не будь семьи и бесценных друзей, дарованных Богом как в общине, так в Англии, я не знаю, что бы было. Они непрестанно молились за меня в той битве, которая разгоралась вокруг.
Через несколько дней после телефонного звонка у меня были занятия в "Винограднике". Как только я выехала на фривей, в окна машины забарабанил дождь, но салон был наполнен прекрасной фортепианной музыкой. Пока пальцы Джорджа Уинстона касались клавиш, я вспоминала, как в первый раз услышала пианиста, которого теперь слушала так часто. Это было в Северной Каролине, куда мы ездили с Дебби. Как и сегодня, небо тогда было дождливым. Прекрасные березы, словно белый мех, простирались вокруг. Дебби вела фургон, который только что приобрела для буксировки прицепа для перевозки лошадей. Мы ехали покататься на ее лошадях, но из-за штормовой погоды сидели в машине, разговаривали и слушали Джорджа Уинстона. Порыв штормового ветра вернул меня к реальности, когда я заезжала на стоянку у церкви.
Пока друзья приветствовали меня, мои мысли продолжали блуждать. Заметив мое расстройство, они начали озабоченно меня расспрашивать. Я расплакалась на несколько минут, а потом рассказала, что случилось. Для многих это стало новостью. Раньше говорить об этом было слишком больно. Даже с родителями я предпочитала не говорить о Дебби. Но сейчас я была готова выносить боль и скорбь.
Несколько моих друзей вывели меня наружу и стали молиться за меня. Пока один из них держал руку на моем сердце, а другой - на лбу, они произносили слова умиротворения. Я чувствовала, будто на мою голову опускается венок, а по конечностям распространяется свежесть. На меня снизошел покой, и Бог крепко прижал меня к груди. Невероятно, но боль и страдания показались такими далекими, как точка на горизонте.
После этого вечера, как это ни странно, скорбь прошла. Несколько раз я плакала, мной вновь овладевало неверие. Но большую часть времени я могла с этим справиться. Бог служил буфером и щитом для моего сердца, когда враг пытался нанести мне самые неистовые удары. Бог был милостив ко мне.
Поминальная служба проходила в Бинхэмтоне, поэтому меня там не было, но в молитвах я была с семьей Дебби более, чем они это предполагали.
Большинству людей казалось, что у Дебби было все: друзья, успех почти во всем, что она делала, яркая индивидуальность. Внезапно оказалось, что этого недостаточно. У нее было много скрытых ран - ненадежность, страх, смущение - как и у многих, но глубина этих ран была невидима и осталась неисцеленной. Я ощущала себя врачом, который обладает лекарством против болезни, убивающей пациента, только я не знала, как дать его ей - просто не знала. Подобно раку. эта болезнь разрасталась и в конце концов убила ее.
Ну, у воина Христова тоже есть раны. Только мне удалось выжить в убийственной войне. Почему? Я не знаю. У меня нет ничего, кроме милости Божьей, и по его милости мои раны скрылись из вида, а многие даже из памяти. Все, что я могу сказать теперь, - мой Господь на марше, готовый исцелить многих израненных Дебби и многих израненных Кэрол, и я должна стать частью Его работы. Больше у меня нет выбора. Я не могу жить ради чего-то другого, потому что ничего другого нет. До той поры, когда я встречу Господа лицом к лицу, я буду петь триумфальную песню:

О, Смерть, где же твоя победа?
О, Смерть, где же твое жало?
Победа приходит с моим Господом Иисусом,
Идущим в первом ряду воинства,
Отводящим прочь стрелы
От раненых солдат в укрытиях.
Иисус мой победитель,
Ему я буду верна до смерти.



КОНЕЦ



User avatar

svikl
Интересующийся
Posts: 206
Joined: 21 Oct 2017, 22:59
Reputation: 6
Sex: male
Has thanked: 106 times
Been thanked: 67 times
Gender:
Zimbabwe

Re: Кэрол Шуллер. В тени его крыльев.

Post: # 27537Unread post svikl
26 Apr 2018, 20:14

Didier, Огромное спасибо за великолепные переводы!



User avatar

Topic Author
Didier
Автор
Posts: 2152
Joined: 11 Jun 2017, 20:06
Reputation: 2493
Sex: -
Has thanked: 151 times
Been thanked: 4367 times
Gender:
Burundi

Re: Кэрол Шуллер. В тени его крыльев.

Post: # 27551Unread post Didier
27 Apr 2018, 05:26

svikl, не за что. Спасибо за исходные тексты, в ближайшие полгода я без работы не останусь :thank:



User avatar

Topic Author
Didier
Автор
Posts: 2152
Joined: 11 Jun 2017, 20:06
Reputation: 2493
Sex: -
Has thanked: 151 times
Been thanked: 4367 times
Gender:
Burundi

Re: Кэрол Шуллер. В тени его крыльев.

Post: # 31720Unread post Didier
09 Aug 2018, 05:05

Usa ka-legged wrote:
09 Aug 2018, 01:40
Didier, вы отличный писатель, и вам нет цены. :good: В скором времени,я тоже что-нибудь опубликую. :roll: Часть выложу здесь,а следующею на другом форуме. :)
Спасибо, но я не писатель, я - переводчик. Это автобиографическая книга.



Post Reply

Who is online

Users browsing this forum: No registered users and 6 guests