Девушка на палисандровых костылях

В этом форуме выкладываем русскоязычные рассказы.
Forum rules
Общение только на русском языке!!!
Сообщения на других языках будут удаляться!!!
User avatar

Topic Author
Didier
Автор
Posts: 2152
Joined: 11 Jun 2017, 20:06
Reputation: 2493
Sex: -
Has thanked: 151 times
Been thanked: 4367 times
Gender:
Burundi

Девушка на палисандровых костылях

Post: # 12939Unread post Didier
16 Oct 2017, 18:56

Image
Image

Глава I

Если вы когда-нибудь жили на одной из сонных улиц старого Южного Бруклина последние
несколько лет, вы наверняка меня встречали и наглядно знаете. Я - фигура довольно заметная, что
для женщины совсем некстати. Не то, чтобы я была наделена какими-то особыми добродетелями или
в моей фигуре читались прекрасные сочетания линий и поверхностей. Просто у меня своеобразная
походка, вызванная бесконечной рабской зависимостью от пары прочных костылей. Сейчас я только
смутно вспоминаю, как стала хромой, однако еще могу припомнить, как у меня в детстве были две
крепких ножки и я могла бегать и играть с другими девочками - а иногда и с мальчиками, - и
разделять с ними забавы и шалости. Это были дни, когда мои вечные костыли не всегда были под
рукой ... Потом мне отняли правую ногу и много месяцев я боролась со своей суетностью. После
этого мне много и много раз приходилось сражаться с тщеславием. Однажды я послушалась окружающих и экспериментировала с протезом. Но после попыток, попыток и попыток я поняла, что все обстоит не столь интересно и оптимистично, как обещали каталоги, и вот - вернулась, почти с радостью, к подпоркам, компаньонкой которых я обречена стать на всю оставшуюся жизнь. В конце концов, костыли не столь ужасны, как это может показаться тем, кто к ним не приспособился. Они стали моими верными слугами на протяжении многих лет и, в своей упорной решимости поработить их, я много преуспела. Конечно, бывают времена, - и довольно часто, - когда я устаю от них и тоскую по свободе, доступной другим людям, но эти времена уходят все дальше и дальше. Мои костыли рядом со столом, когда я пишу. Они всегда будут там, где мне до них легко дотянуться. Как же летят годы ! Было время, когда я ненавидела свои костыли, а моя суетность взывала к Богу дать мне смелости появиться на людях подвешенной между ними. Но эти записки должны стать моей автобиографией, а я даже не начала с начала.
Начало - это Хонитаун. Без Хонитауна не будет и намека на начало, потому что мы жили там
со дня основания городка. Мы жили там, когда сетльмент обступали дикие леса, а население по ночам даже шевельнуться не решалось без оружия. Мы жили там в золотые деньки. Он был важным портом на канале. Там были банк и Академия. Город мечтал о большем благополучии и большей влиятельности. Все это можно прочесть в "Газетчике Соединенных Штатов" за 1846 г.
Он был и культурным центром - этот Хонитаун. Его юноши поступали в Йельский университет,
а девушки - в Маунт Холиок [женский колледж в штате Массачузетс - прим. перев.]. Среди драгоценных сувениров моей матери - диплом Маунт Холиока, а также выцветший лист пергамента, повествующий о ее выдающихся достижениях в школе Эммы Уиллард в Трое - старейшие жители Хонитауна и Райвэл Клаймента помнят ее как женщину блестящих познаний... Но ни благополучие, ни влиятельность, ни культура не ужились в Хонитауне надолго. Главная линия железной дороги пролегла в дюжине миль от города и он увял, как сорванный цветок. Академия стояла покинутая и заброшенная. Банк прогорел за годы и годы до того, как я появилась на свет. Это был очень старый город, а мы были очень старой семьей. Наш дом стоял на открытой всем ветрам возвышенности на окраине города и тоже был старым. Это был дом такого типа, какой рисуют на железнодорожной рекламе летних курортов, большой, белый, беспорядочно выстроенный среди деревьев и розовых кустов. Огромный плющ раскинулся, словно кисть руки, распростертой по нагретой солнцем южной стене дома. Плющ появился одновременно с домом, они старели вместе, его любящие объятия с годами стали только теснее.
Это был дом такого типа, который горожанин ассоциирует с жизненным идеалом. Он сидит в
многолюдном городе, а мечтами устремляется к такому жилищу - он называет его домом и засиживается там. Он думает о "домашнем приготовлении пищи", домашней жизни, домашней любви и вскоре ему сдавливает горло и он снисходительно думает о себе как о великодушном человеке.
Рассказать вам правду о нашем старом доме ?
Это сущий обман. Кажется трудным говорить о крыше над головой, когда тебя выпроваживают
в мир. Но даже после всех этих лет - подобно другим счастливцам, я пытаюсь рисовать прошлое
яркими красками - есть некоторые вещи, которых мне не забыть. Зимой наш дом был отвратительно
холодным местом, а летом моя комнатка под самой крышей становилась жаркой и душной. Вдобавок
к этому, в этом месте не было ни дренажа, ни канализации, и моя дорогая мама умерла от лихорадки - как и ее мать за двадцать лет до того. Мой отец тоже умер, только мы никогда упоминали причину
его ухода. Мне было четырнадцать, когда я ее узнала - по случайной оплошности моей тетушки. Это
заставило меня вспыхнуть от гнева. Я развернулась к ней и взорвалась. "Это что, так ужасно,
что об этом нужно шептаться, как о чем-то непристойном ?" - вопросила я ее, - "Предположим, он
действительно напился до смерти. Это что, преступление ? Я-то думала, что люди умирают от
болезней". Она ничего не ответила, и я улетучилась из комнаты в свою душную каморку на чердаке,
чтобы выплакать свое горе. Все, что я смогла разузнать о том, что тетя потом говорила Эламу, нашему
наемному работнику, это слова "Кейт - странная девочка". Я думаю, у нее была стойкая уверенность
в том, что мои костыли нанесли непоправимый ущерб умственной деятельности.
В нашей жизни в Хонитауне было мало комфорта. Пожалуйста, не думайте, что мне не терпится
излить воспоминания на бумаге, но без нихм не будет понятно, почему я возненавидела это место душой и телом так, что страстно хотела переехать в дальний чужой город... Наша жизнь была почти что архаичной. У нас была комната - немногим менее пригодная для жилья и немногим более душная, чем остальные - мы называли ее гостиной и заходили туда только затем, чтобы попрощаться с тем, кто был нам дорог... Была еще одна душная комната, в которой мы питались. "Питались" - именно то слово. У нас был большой сад, но все овощи и фрукты мы поставляли в город, а сами ели солонину с жареной картошкой, пироги, варенье без ограничений, а потом еще удивлялись, почему кое-кого из нас Господь карает расстройством желудка. Однажды я предложила оборудовать летнюю столовую на веранде. Видели бы вы лицо моей тетушки - она все еще пыталась занять место моей матери как хозяйки дома, но не преуспела в этом. "Веранда - ерунда, дитя", - возмутилась она раздраженно, - "подумай о мухах. Хотела бы я дать тебе попробовать и навсегда выбросить из головы эти книжные фантазии". Стоит ли говорить, что мы продолжали есть в маленькой душной комнатке.
После долгой болезни и ампутации ноги, я мало встречалась с другими детьми. До деревни, где магазины и церкви располагались вокруг пыльной площади, было довольно далеко и я не скоро смогла преодолевать это расстояние на костылях безболезненно. После этого я и дети городка продолжали жить порознь. Мы жили порознь во сногих смыслах. Они, казалось, боялись меня, висящую между двух костылей, а я платила им той же монетой. Потом, во время моего долгого выздоровления, я остановилась в новом мире. В старом доме было много книг, как было принято в те дни. Раньше мне никогда не хватало времени на чтение, потому что я была очень подвижным
ребенком. Но когда физическая подвижность стала для меня недоступной, я обратилась к активности умственной.
Я так и вижу себя, растянувшейся на животе в траве перед домом, мои костыли, грубо выстроганные м-ром Стоунхэмом, деревенским плотником, лежат рядом, печатные страницы залиты солнечными лучами, и новый мир открывается передо мной. Я прочитала все книги, которые были в доме, затем все книги в соседских домах. После этого мне пришлось остановиться и поискать другие формы развлечения. Я любила музыку и мечтала о театре. Первая из этих вещей находилась в пределах досягаемости, поскольку в гостиной стояло старомодное угловатое пианино. Оно осталось от тех дней процветания, когда пианино не были чем-то необычным в фермерских домах, из
тех десятилетий, когда юноши поступали в Йель, а девушки - в Маунт Холиок. Но когда я бренчала на клавишах старого надежного инструмента, вспоминая, как любовно скользили по ним мамины пальцы, я не думала, что когда-нибудь стану музыкантом - из-за того, что не обладаю усидчивостью. Это качество, которого мне всегда не хватало, и о котором я ни на миг не сожалела. Но я могла в своем собственном стиле играть простые старые мелодии, которые так любила моя мама, и если тетушка с ее верой в девичью обходительность не признавала за мной особых талантов, то я была вполне удовлетворена.
Театр в Хонитауне был совсем другим делом, наполовину скрытым от растущего суетливого мира, но я мечтала о нем и вскоре он вошел в мою жизнь, как реальная возможность, как это ни удивительно для девушки, идущей по жизни на костылях.
У дороги, проходящей мимо нашего дома, расположилось старое кладбище. Оно было крошечным, потому что в деревне было гораздо большее. Но здесь лежали те, кого я любила - мама и отец - и к этом крохотному святому месту я спешила при каждой возможности.
Большее кладбище в деревне было опрятным и удобным, чем-то вроде места излюбленного
субботнего времяпрепровождения почтенных граждан. Маленькое кладбище заросло сорняками и древесной порослью, а древние камни и склепы торчали, словно пьяные, под разными углами. Но для меня это не имело особого значения, поскольку я рассматривала это место не как кладбище или, по крайней мере, не только как кладбище. Тут начинался полет моего воображения. Маленькое кладбище было Городом. Каждая крохотная тропинка была Проспектом или Площадью и только одно место не было заполнено моим воображением - могила мамы. Когда я приходила туда, то не могла ее забыть. Она вошла в мою жизнь слишком глубоко, чтобы отдаться игре воображения.
Я начиталась чего-то классического, отсюда и Город на вершине холма. Никто другой его не видел и не мог воспринять. Однажды две деревенских девочки пришли навестить меня - я всегда была уверена, что не обошлось без инициативы их матерей. Я взяла их с собой на кладбище и провела по своему Городу. Но их глаза остались пустыми - они не видели городских Врат, они не могли стоять в восхищении перед фасадом Храма Аполлона. Они хихикали, когда я рассказывала об этом - а я горько плакала. Я не часто плачу, но тогда расплакалась. А потом они вернулись в деревню и рассказали всем, что Кейт Стентон - странная девочка. После этого меня считали странной девочкой все время, пока я оставалась в Хонитауне. Ничто не могло убедить жителей деревни в обратном.
Впрочем, была одна девочка, которая могла увидеть Город, каждую деталь его бесконечной красоты - увидеть и понять. Это было тем более странно потому, что она ничего не видела вокруг себя. Тесси Хесслер была городской слепой, равно как я была городской калекой. На лице у нее сидела пара больших синих очков, но так неровно, что за ними были видны ее незрячие глаза. Тем не менее, Тесси Хесслер, спотыкаясь и держась за мой локоть, видела мой Город на Холме. Я помогла ей увидеть его. Мы часто уходили туда. Я брала книгу за книгой и мы вдвоем уносились из Хонитауна за много стран и много морей. Это было восхитительно - вырваться из наших жалких изломанных человеческих рамок. Наши несчастья очень нас сблизили. Я стала для нее глазами, а она для меня - утешением.
Тем летом я начала вести дневник. Тонкие тетради в черной обложке - они у меня под рукой, когда я пишу. Все, что я собираюсь рассказать о своей жизни, находится здесь, в дневнике. Я не буду раздражать вас датами - последовательность событий от вас не ускользнет. Я хочу, чтобы вы перелистали эти страницы со мной и увидели события такими, какими увидела их я, когда пришла в этот мир.



User avatar

Topic Author
Didier
Автор
Posts: 2152
Joined: 11 Jun 2017, 20:06
Reputation: 2493
Sex: -
Has thanked: 151 times
Been thanked: 4367 times
Gender:
Burundi

Re: Девушка на палисандровых костылях

Post: # 13675Unread post Didier
25 Oct 2017, 18:01

образом Глава II

Однажды я поняла, что моя праздная жизнь в Хонитауне не можнт продолжаться вечно. Дорога вперед казалась извилистой и тяжелой для девушки, которая следовала по ней в одиночку. Я прошла почти весь путь от девочки до молодой женщины. Мне было двадцать два. В этом возрасте девушки Хонитауна либо имели кавалеров и строили планы на замужество, либо малодушно начинали смотреть на себя, как на старых дев, обреченных на долгое прозябание.
В нашем городке праздного класса не было. Люди здесь жили в вялом отупляющем труде и, когда изнашивались окончательно, уходили на вечный покой;новые поколения тружеников принимали эстафету беспроглядного существования в деревне. В Хонитауне бездельникам места не было.
Говорили, что м-р Дрейк, который давным-давно приехал в городок, не пользуется авторитетом и
не так уж много трудится, зарабатывая на жизнь, но те, кто так говорил, были просто болтунами
и совсем не знали человека, жившего в маленьком домике на маленькой улочке позади молельного дома адвентистов седьмого дня. М-р Дрейк был художником. Он всегда был добр ко мне,
не проявляя снисходительного покровительства или сочувствия, я приходила повидаться с ним
и с его женой и поневоле проникла в некоторые тайны его жизни. Он писал картины, в задней
комнате он устроил студию и долгими часами просиживал там перед мольбертом. Он был изящным
маленьким человечком и перед тем, как покинуть Хонитаун, я узнала историю его жизни. Я считала
его большим художником, хотя меня и озадачивало, как его угораздило очутиться в нашем городке.
М-с Дрейк как-то в порыве откровения поведала мне, как многие великие художники борются за
преуспевание в большом городе - и терпят неудачу. Жизнь там очень дорога, а доходы художника
растут так медленно. А в Хонитауне продукты дешевы, а арендная плата за дом мизерна. М-р Дрейк
в Хонитауне получал все заказы, на которые мог рассчитывать художник, а на жизнь они тратили
так мало. М-с Дрейк дала мне понять, что ее муж "женился на деньгах" - впоследствии в Хонитауне
стало известно, что ее доход от доверительной собственности составляет тридцать долларов в
месяц - и они предпочитали жить с налетом аристократизма. Произведения м-ра Дрейка представляли
собой яркие изображения собачьих голов, замечательные пейзажи окрестностей городки и группы котят, запутавшихся в клубках ярко-красных ниток. Все это казалось мне очень привлекательным и я
чувствовала свое превосходство над остальными жителями городка, потому что начала понимать более возвышенный образ жизни.
У Дрейков был наемный работник - известный в нашем городке как Дрейков Уильям - для
противопоставления его Уильяму Перкинсов, главному смотрителю большого особняка с куполами,
принадлежавшего Перкинсам, и стоявшего на вершине длинного холма на Мэйн Стрит. М-р Дрейк не
занимался ручным трудом, тогда как м-ра Перкинса часто можно было видеть перед его магазином,
лично сражавшимся с ящиками и бочонками. М-р Дрейк относился к городу по-дилетантски, а город,
в свою очередь, смотрел на него свысока. Город не считал искусство настоящим занятием и считал
высшим проявлением остроумия почтовые открытки, посланные тем или иным шутником, в которых
содержалась просьба покрасить этот забор, или тот амбар, или навес конгрегационалистской церкви.
Когда пришла открытка с последней просьбой, м-р Дрейк одел свой самый старый костюм, пошел в
магазин Перкинса, купил полный бидон свинцовых белил, взял скипидар, лестницу, большую кисть
и за три дня покрасил церковный навес, долгое время считавшийся неряшливым позором нашего
опрятного городка. После этого никто больше не присылал ему открытки подобного содержания.
Весь городок работал. Даже священники трех соперничавших церквей не избегали тяжкого
многочасового труда на своих садовых участках, а женщины в Хонитауне должны были работать еще
усерднее, чем мужчины. Для них существовал незаметный, но тяжелый труд - бесконечная возня на
кухне и другие однообразные обязанности, выполняя которые они постоянно соперничали в стремлении прослыть умелой хозяйкой. Мужчины брали девушек в жены потому, что о них говорили как о "хороших домашних девушках", и это означало, что они готовы провести долгие годы в тупой домашней работе. Разумеется, ни один мужчина в Хонитауне не собирался взять в жены меня. Я была бесполезна как работница и, кроме того - мои костыли. Люди все еще пялились на меня, когда я шла в церковь по субботам и я чувствовала, что перешептываются они обо мне - сочувственно, впрочем, но мое лицо вспыхивало, когда я думала об этом. Ни один мужчина в нашем округе не женился бы на девушке на костылях. Я ни на мгновение не впадала в заблуждение на этот счет. Я не была домашней девушкой, но в то же время чувствовала себя взаперти.
Итак я поняла, что не могу больше вести праздную жизнь. В двадцать два года ограничение,
удерживающее мою жизнь в столь узком русле раздражало меня больше, чем когда-либо. "Тетя", -
сказала я, - "я хочу выполнить свое предназначение в этом мире".
Тетя безмятежно посмотрела на меня, потом со значением на мои костыли, висевшие на спинке
стула.
"Мы всегда позаботимся о тебе", - сказала она равнодушно. - "Я не вижу, чем бы ты могла
заняться".
Как я ее ненавидела за эти слова. Она так разговаривала со мной с тех пор, как мне
исполнилось пятнадцать, и ненависть накапливалась каждый раз, когда она это повторяла. Сейчас,
должно быть, она прочла это на моем лице, потому что покраснела и смягчилась:
"Так чем бы ты хотела заняться, Кейт ?"
Я ответила без колебаний: "Если говорить вообще, я предпочла бы стать выдающейся личностью".
Затем я рассмеялась собственной причуде. Тетушка, тем не менее, не смеялась. Я увидела, как ее
брови насупились.
"Я не понимаю тебя, девочка", - сказала она.
"И вряд ли поймешь", - ответила я, - "потому что я всего лишь мечтала, тетя. Я мечтала
быть - как другие женщины - великой актрисой, удивительной женщиной, которая стоит на сцене и
делает тысячи людей безмолвными, потом заставляет их смеяться, а мгновение спустя - едва
сдерживать слезы".
Тетя была неподвижна. "Наверное лучше, что ты стала калекой", - произнесла она резко, -
"а не театральной актрисой".
Я почувствовала, что готова расплакаться - никогда раньше я не ненавидела ее больше, чем
ненавидела сейчас. Но вместе с тем на меня сошло чувство глубокого сожаления - за те
тонкие путы условности, которые связывали ее. Я стояла и не говорила ничего. И через мгновение
желание плакать пропало. Она была просто вне моей жизни и я об этом не жалела.
"Я надеялась, что ты выбросила из головы эти глупости", - произнесла она через некоторое
время.
Я понимала, что она имеет в виду. Это началось четыре или пять лет назад, когда в душе я
все еще оставалась девочкой. Я читала книгу за книгой Тесси Хесслер и мы вместе освоили почти
все пьесы Шекспира. Ничто из книжных премудростей не завоевало моего сердца настолько, насколько эти драмы англичанина, никогда не видевшего Хонитауна и не знавшего ничего ни о Хонитауне, ни о великом народе Америки. Тем не менее, нам обеим они казались более, чем реальными. Мы читали и перечитывали маленькие томики до тех пор, пока не смогли рассказывать наизусть длинные отрывки из них. А потом в один из непогожих летних дней, когда собрались плотные темные тучи, я очутилась в самом сердце драмы. Я забралась на чердак нашего сарая, накинула на плечи какие-то лохмотья и преобразилась. Я не была более Кейт Стентон - я была Джульеттой из рода Капулетти, пыльная стропильная ферма стала перилами балкона, а внизу мой возлюбленный обращался ко мне. А мои губы шептали: "Ромео, как мне жаль, что ты Ромео! Отринь отца да имя измени, а если нет, меня женою сделай, чтоб Капулетти больше мне не быть."... Это было таким настоящим... В другой раз я была сумасшедшей Офелией с грубым венком на волосах, потом строптивой Катариной, а однажды вообразила себя Гамлетом, а затем Королем Лиром.
И когда я играла Короля, то услыхала шаги на лестнице, ведущей на чердак. Моя тетка !
Кровь на мгновение застыла. Но шаги были медленные и тяжелые, и я поняла, что это Элам, наш
наемный работник. Это смутило меня, но я храбро встретила опасность.
"Что это вы здесь делаете, мисс Китти ?" - пробормотал он.
"Как смели вы, милорд, проникнуть" - смеясь, начала я свою браваду, - "в опочивальню
госпожи своей без повеления ее ?"
Он выглядел озадаченным. Если в этот момент он не вообразил, что я окончательно спятила,
то наверняка согласился с тетушкой, назвавшей меня "странной девочкой". Я поспешила успокоить
его, подхватила костыли, пристроила их подмышками, сдернула с головы тряпье и подошла к нему.
"Не тревожьтесь, Элам", - усмехнулась я, - "я всего лишь мечтаю, представляя себя великой
актрисой".
"Театр." - протянул он. - "Это мне нравится". И рассказал, как ездил два раза в год в
главный город округа, где была постоянная театральная труппа, и о пьесах, которые там видел -
"Ист-Линн", "Хижина дяди Тома", "Тени большого города", - о менестрелях Тэтчере, Примроузе и
Уэсте [американское шоу белых певцов и танцоров, переодетых неграми, один из истоков джаза -
прим. перев.]. "Я люблю театр", - причмокнул он. - "Покажите мне что-нибудь эдакое".
Так, поскольку я устроила театр, появились и зрители. Вскоре аудитория удвоилась: у Уильяма
Перкинсов была привычка в дождливые дни заглядывать в наш сарай сыграть в "семь сверху" с Эламом. Думаю, что если бы моя тетушка, подозревала, какие темные дела творятся в сарае в дождливые дни, она никогда более не поверила бы ни одному из нас. Моя аудитория - двое долговязых тощих мужчин, сидевших, скрестив ноги, на грязном полу чердака сарая, сохранявших молчание долгие часы, пока я под шумной защитой дождевых капель, барабанивших по крыше сарая - я, девочка, уводила их из грубого мира реальности в сказочную страну фантазий. Они получали плоды изящного воображение английского поэта, а я - восхищение. Меня подпитывали вещи такого рода. Даже их молчаливое одобрение воспламеняло мою душу - мне казалось, что быть актрисой так легко и просто.
"У нас было достаточно трагедий и я пока что не говорил, что не люблю трагедии", - однажды заявил Уильям Перкинсов, - но удовольствие - в разнообразии".
Я поняла - ему нужна комедия. Сначала я подумала про Уилла Шекспира, а потом - о чем-то близком к дому: о м-ре Перкинсе, его нанимателе, о м-с Перкинс, большой, толстой и неуклюжей, об их хорошенькой пухленькой Алисе, которая пользовалась репутацией самой хорошенькой девушки в Хонитауне, - обо всех характерных чертах всех троих Перкинсов и затем стала всеми троими. Я открыла в себе дар подражания. Открытие оказалось простым.
Когда я начала, Уильям сидел безмолвно на полу, выпятив челюсть с тонкой и напряженной верхней губой. Мало помалу он расслабился, на честном трезвом лице родилась усмешка, потом она расплылась по всему лицу. Он захохотал. Захохотал и наш Элам. Потом они встревожились. Моя тетя ? Они подумали о ней в один и тот же момент и словно их крепкие глотки заткнули носовыми платками. Восхищение. Я говорила вам, что получала его трижды в день вместо мяса и воды и тщательно взращивала. У меня был талант к актерству - и два грубых желтых костыля на всю оставшуюся жизнь.
Однажды Уильям Перкинсов привел Уильяма Дрейков в сарай и я показала всем троим пародии на наших односельчан. Но это стало ошибкой. Уильям Дрейков не умел хранить секретов. Он разболтал м-ру Дрейку, что Кейт Стентон дает представления в старом сарае Стентонов и однажды, когда я шла по узкой улочке мимо конгрегационалистской церкви, он вышел и пригласил меня зайти. Он провел меня в свою студию, что в Хонитауне было редкой привилегией, и пригласил присесть. Затем он спокойно посмотрел на меня. "Я слыхал, что вы вполне актриса", - тихо сказал он.
Я поняла, что его Уильям проболтался. Но оставалась спокойна: если м-р Дрейк отчитает меня за глупость, если не решит поступить хуже - высмеять меня, - что ж, я мужественно это снесу. Я в конце концов женщина и могу постоять за себя. Но маленький м-р Дрейк и не думал бранить меня. "Много лет назад - так давно, что мадам, должно быть, уже и не помнит, - я тоже был в компании покорителей сараев", - мягко сказал он. - "Возможно, вам хотелось бы взглянуть на мой старый чемодан для костюмов ?"
Наверное, желание было написано у меня на лице, потому что он без лишних слов повел меня на чердак своего домишки, опустился на колени перед потрепанным старым чемоданом, на стенке которого еще можно было разобрать магическое слово "Театр", написанное выцветшими красными буквами, и я почувствовала, как сердце забилось чуть быстрее. Он открыл защелку и я соскользнула на пол рядом с ним.
"О, но это же не мужские костюмы", - сказала я.
"Я открою вам страшную тайну", - он понизил голос до шепота, - "М-с Дрейк была актрисой. Мы ездили по стране вместе. Это были нелегкие времена, и когда она вступила в права собственности, мы искали рай земной - город, где не было бы даже намеков на театр - и мы нашли его".
Это казалось невероятным. Большая толстая м-с Дрейк - скучная, седая, работящая - актриса. Если бы Хонитаун только мог заподозрить ! "Я об этом и мечтать не могла", - сказала я ее мужу. - "Актриса !" , - и начала рассказывать о том, что читала о Шарлотте Кушман и Мэри Андерсон [знаменитые американские актрисы XIX - XX вв. - прим. перев.].
"О, нет, она не была большой звездой", - быстро возразил он, - "она была трудолюбивой маленькой женщиной театра, такой же тоненькой и похожей на девочку, как вы сейчас." И значит у нее должны были быть старомодные и изящные платья, фантастические и такие красивые, каких еще не касались мои пальцы. Это была сокровищница. Я смотрела не отрываясь на каждый предмет женского убранства в старом чемодане и, наверное, в моих глазах была такая жажда красоты, что он повернулся ко мне и сказал: "Вы можете взять отсюда что угодно и когда вам угодно".
Я покачала головой. Он не понял, со всей своей восхитительной любезностью он не мог понять. Я не могла взять ни одного костюма в наш сарай, тетка никогда этого не позволит, и я постаралась объяснить это ему, как только умела.
"Отлично, тогда, мисс Стентон", - сказал он, - "вашим театром станет моя студия. М-с Дрейк обождет вас здесь, пока вы управитесь с костюмом".
Он установил большой стул на помост в углу студии и бросил на него красную портьеру так, что стул выглядел как настоящий трон. На этот стул уселась я, закутанная в длинный серый плащ, в широкополой серой шляпе с длинным красным пером, глубоко натянутой на голову, длинных красных перчатках, с маленькой изящной ножкой, обутой в красную туфельку, видневшуюся
из-под плаща. М-р и м-с Дрейк уселись передо мной в маленькой комнате, а Уильям стоял, полускрытый за дверью. Я снова была в театре, но на этот раз публика уделяла мне благожелательное внимание и понимание. Я снова наслаждалась восхищением, сердце бешено колотилось, а вся душа была поглощена строками великого поэта... Когда все закончилось, м-р Дрейк отослал жену на
кухню приготовить чай м кексы для нас троих, подошел к "трону" и склонился надо мной.
"О, Боже, вы прекрасны", - сказал он
Я посмотрела прямо ему в глаза, увидела в них выражение, которого доселе не замечала ни у мужчин, ни у женщин, и испугалась. Он, должно быть, это заметил, и поспешил меня успокоить.
"Я не причиню вам зла". - сказал он. - "Я художник, а художнику дано видеть красоту в каждом уголке этого мира".
Он принес большое зеркало и расположил его так, что я могла видеть себя так, как видел меня он. Я могла видеть четкий контур лица, глубокую черноту волос, под ровными густыми бровями глубину темных глаз, заботливо подчеркнутую м-с Дрейк
гримом из ее волшебного коробка, белизну нежной кожи. Художник был прав: я была красива и талантлива. Я могла бы соперничать с Мэри Андерсон и Шарлоттой Кушман. Бог возместил мне исковерканное тело. Он даровал мне то, о чем молится каждая женщина - обаяние и красивое лицо. Но я не забывала и о другом.
"Пожалуйста, передайте мои костыли", - попросила я его. Он принес их из угла комнаты, куда
поставил на то время, пока я играла на сцене. Я пристроила их подмышками и встала во весь рост.
Я была уверена, что его карие глаза сосредоточились на мне и посмотрела прямо на него... Грубое,
полуживотное выражение таяло в его глазах. М-р Дрейк выдержал жестокую борьбу с собой. Он был
мужчиной и порядочность означала для него верность своей толстой заурядной жене... М-р Дрейк
остался самим собой. Больше я никогда не видала в его глазах такого выражения.
"Вы позволите мне написать вас ?" - спросил он в своей обычной почтительной манере.
Я ответила положительно, хотя сама идея вызвала сцену у моей тетушки, и ежедневно с удовольствием приходила к нему домой в течение нескольких недель. Ну как могла я ему отказать ? Я наряжалась в серо-красный костюм и часами позировала, опираясь на один костыль, спрятанный в складках плаща, пока он писал свою картину. Это было утомительно, бывали дни, когда я буквально
падала от усталости, но энтузиазм м-ра Дрейка придавал мне свежие силы. Его сердце принадлежало
работе, и за это я любила его... Прошло много времени и картина была готова. Некоторое количество
наличных водилось у чужака из маленького домика у дороги, и м-р Дрейк, который был так же искусен дома, как и беспомощен вне его, сам сделал для картины рамку. По сравнению с вычурными рамками в нашем доме эта казалась совсем простой, но она мне нравилась. И сама картина мне нравилась. Она изображала меня настоящей красавицей, а какой бы женщине такое не понравилось ! Фон представляли атрибуты театральной уборной: газовый рожок, костюмы на вешалках вдоль стен,
туалетный столик с краю. М-р Дрейк назвал картину "Девушка, которая любит Шекспира". "Я
собираюсь послать ее на большую выставку в Чикаго", - сказал он. - "Надеюсь, что они примут
ее в экспозицию". Он пообещал мне сообщать первые новости о картине. Для него это был важный
шаг: впервые за много лет он выставял свою работу.
Однако я ничего не узнала о картине. Прежде, чем пришли новости о ней, произошло другое
событие.



User avatar

lucky
Старожил
Posts: 564
Joined: 18 Mar 2017, 13:01
Reputation: 258
Sex: male
Location: Израиль
Has thanked: 314 times
Been thanked: 662 times
Gender:
Israel

Re: Девушка на палисандровых костылях

Post: # 13682Unread post lucky
25 Oct 2017, 18:12

Дидье, прекрасный перевод!



User avatar

Topic Author
Didier
Автор
Posts: 2152
Joined: 11 Jun 2017, 20:06
Reputation: 2493
Sex: -
Has thanked: 151 times
Been thanked: 4367 times
Gender:
Burundi

Re: Девушка на палисандровых костылях

Post: # 13881Unread post Didier
26 Oct 2017, 18:16

Спасибо, рад, что нравится. Очень "вкусный" и слегка старомодный американский язык, мне самому стало интересно. Есть еще несколько работ современных авторов, например, Кайл Кенни "Have cruch will travel" или Marcia H. Porter "The Leg and I"
(обе авторессы - одноножки), но этих текстов нет в сети. Тратить по 200 - 300 баков и приобретать через Амазон как-то пока не очень. Вот бы наши иностранные участники расстарались и сосканировали :D Мечты, мечты...



User avatar

lucky
Старожил
Posts: 564
Joined: 18 Mar 2017, 13:01
Reputation: 258
Sex: male
Location: Израиль
Has thanked: 314 times
Been thanked: 662 times
Gender:
Israel

Re: Девушка на палисандровых костылях

Post: # 13890Unread post lucky
26 Oct 2017, 18:33

Didier wrote:
26 Oct 2017, 18:16
приобретать через Амазон
Да, цены на книги там просто ненормальные, да еще за пересылку столько же ломят...
Я попробую поискать упомянутые вами книги, может повезет.



User avatar

Topic Author
Didier
Автор
Posts: 2152
Joined: 11 Jun 2017, 20:06
Reputation: 2493
Sex: -
Has thanked: 151 times
Been thanked: 4367 times
Gender:
Burundi

Re: Девушка на палисандровых костылях

Post: # 13920Unread post Didier
26 Oct 2017, 19:35

lucky wrote:
26 Oct 2017, 18:33
попробую поискать
Только, пожалуйста, без фанатизма, ладно ? :) Собственно, я переводами занимаюсь исключительно ради удовольствия народонаселения этого достойного собрания. Ну и отчасти своего, вестимо.



User avatar

lucky
Старожил
Posts: 564
Joined: 18 Mar 2017, 13:01
Reputation: 258
Sex: male
Location: Израиль
Has thanked: 314 times
Been thanked: 662 times
Gender:
Israel

Re: Девушка на палисандровых костылях

Post: # 13924Unread post lucky
26 Oct 2017, 19:42

Didier wrote:
26 Oct 2017, 19:35
Только, пожалуйста, без фанатизма
Не сомневайтесь, я фанатизмом в принципе не страдаю :-)
И еще раз примите мою благодарность за ваши переводы!



User avatar

admin
Администратор
Posts: 4253
Joined: 25 Oct 2016, 22:49
Reputation: 1009
Sex: female
Has thanked: 262 times
Been thanked: 3697 times
Gender:
Ukraine

Re: Девушка на палисандровых костылях

Post: # 13926Unread post admin
26 Oct 2017, 19:46

Didier, посмотрела на Амазоне Have Crutch Will Travel: The Adventures of a Modern Day Calamity Jane
19.90 дол. Didier, а можно и цифровой вариант приобрести за 3 доллара, главное кто будет переводить :angel:


Если нечего сказать по теме лучше промолчи @

.....бывают дни хорошие...
:angel:

User avatar

Topic Author
Didier
Автор
Posts: 2152
Joined: 11 Jun 2017, 20:06
Reputation: 2493
Sex: -
Has thanked: 151 times
Been thanked: 4367 times
Gender:
Burundi

Re: Девушка на палисандровых костылях

Post: # 14085Unread post Didier
27 Oct 2017, 18:49

admin wrote:
26 Oct 2017, 19:46
кто будет переводить
Как кто ? Я, конечно. Вот закончу "Девушку" и сразу возьмусь за что-нибудь еще. Ну, если конечно устраивает, а то кому - и Гугл переводчик :)



User avatar

Topic Author
Didier
Автор
Posts: 2152
Joined: 11 Jun 2017, 20:06
Reputation: 2493
Sex: -
Has thanked: 151 times
Been thanked: 4367 times
Gender:
Burundi

Re: Девушка на палисандровых костылях

Post: # 14091Unread post Didier
27 Oct 2017, 19:59

Глава III

Мне было, как я уже говорила, всего двадцать два, когда я поняла, что жизнь необходимо менять. Это было поворотным пунктом на моей жизненной дороге. Тетя узнала о моей любви к театру, хотя она могла бы понять, что моя пожизненная хромота навсегда отгородит меня от сцены, но все же она была не того сорта.
"Я хочу выполнить свое предназначение в этом мире", - заявила я, когда успокоилась после разговора о театре. Она посмотрела на меня поверх очков, не переставая вязать, и заговорила о своей близкой приятельнице, модистке нашей деревеньки.
"Кейт, если ты упорствуешь, почему бы тебе не пойти к Мэри Данбар и обучиться ее ремеслу? Уверена, твоя ма' это не одобрила бы, да и я не собираюсь слушать твой скулеж".
Меня всегда бесило, когда она ссылалась на мою мать подобным образом, поэтому я ответила:
"Это не дом - не совсем дом. С меня хватит. Я хочу уехать в город - в Нью-Йорк. И не хочу быть модисткой".
"Этот дом был достаточно хорош для твоего отца, и отца твоего отца, и отца отца твоего отца".
"Это милый старый дом", - отвечала я, чувствуя, как кровь стучит в висках, - "но я безумно устала от него. Я стремлюсь в город, тетя".
Она с пренебрежением посмотрела на меня.
"Много толку от тебя будет в городе", - фыркнула она. - "Лучше пойди к Мэри. Станешь модисткой. На прошлой неделе Алиса Перкинс уже скопировала твою шляпку".
Первый раз на моей памяти тетя отпустила мне комплимент. Долгие утомительные часы, проведенные в студии м-ра Дрейка не пропали даром. Было время, когда его терпение и энтузиазм, которые он вкладывал в работу, вдохновили меня тоже. Я вообразила, что могла бы научиться рисовать и писать красками. Несколько попыток под его любезным руководством показали, что это невозможно... Но одного он все-таки добился. Он показал мне искусство цвета в одежде, законы гармонии цветов и то, как женщина, следуя этим законам, может выглядеть хорошо одетой, несмотря на дешевизну материи, из которой ее одежда пошита. Это было захватывающе, и я начала экспериментировать - сперва со своими шляпками. Через неделю я заинтересовала Мэри Данбар, а еще через одну Алиса Перкинс, признанная местная красавица, стала копировать мой стиль.
Но я училась всем этим вещам совсем не для того, чтобы стать модисткой в Хонитауне, хотя внезапно это стало теткиным твердым намерением. Наши пути разошлись и мои близорукие глаза не видели иного пути вперед, кроме того, что вел в величайший из городов - Нью-Йорк.
"Много пользы будет от тебя в городе", - снова и снова повторяла тетка, бросая многозначительные взгляды на мои костыли. Бывало, что это сильно меня ранило, но не в этот раз.
"Я постараюсь быть полезной в городе", - настаивала я.
"И без толку", - ворчала она.
Я поняла, что бесполезно пытаться переубедить мою тетю. Поэтому я сдержалась и стала мечтать о городе. Постепенно мне в голову пришел отличный план. Прежде я не осмеливалась и думать о таком. Это было нечто революционное, а Сентоны слыли консерваторами, консерватизм был у них в крови. Но идея была заманчивой и я продолжала увлеченно ее обдумывать.
У меня было немного собственных денег - несколько сотен долларов, - но иногда они казались мне знаком фортуны. Это было наследство и оно позволяло избежать убогой жизни. Я решила забрать свои деньги и ехать в Нью-Йорк, не тратя лишних слов на пререкания с тетей. Сперва это казалось невозможным, но мало-помалу сомнения рассеивались
и план казался настолько восхитительным, что я перешла к его практическому осуществлению. Он полностью меня захватил. Уверена, что я ужасно нервничала, еще более уверена, что эта нервозность наверняка выдала бы меня, но я была верна своему плану и мысленно далеко прошла точку возврата. Я продумывала свои действия так же тщательно, как
грабитель замышляет злодеяние во тьме.
По вторникам тетя ходила на заседания швейного общества в одну из церквей, а я оставалась в доме одна. Это был наилучший день для посещения студии м-ра Дрейка. Именно в этот вторник я едва могла дождаться, когда тетя выйдет, я буквально дрожала от возбуждения и боялась, не заметит ли она этого.
"Ты обещала сопроводить меня в швейное общество", - поторопила меня тетя.
"Я устала, тетя". - ответила я. Это был избитый отказ, но ей приходилось его принимать.
"Тебе полезно будет выйти на свежий воздух, Кейт", - настаивала она.
Я начала беспокоиться, не заподозрила ли она что-то.
"Но я и вправду устала, тетя", - настаивала я, и она оставила меня в покое. Я стояла в дверях и смотрела. как она направляется к дороге. Два или три раза она обернулась. Я гадала, что она собирается сказать и боялась встретиться с ней взглядом даже на расстоянии. Наконец она скрылась с глаз. Я подождала еще несколько минут, чтобы избежать риска
ее неожиданного возвращения. Наконец я осталась наедине с собой. Я развернулась и поспешила в пыльную комнатушку на чердаке - игровую комнату и убежище моего детства. Однако времени на воспоминания и внутренние монологи не было. Я порылась в куче пыльного хлама и извлекла старый чемодан. Я не знаю, насколько он был стар, помнится, мама говорила,
что он принадлежал еще дедушке Сентону.
Принести чемодан в мою комнатушку - единственное место в мире, принадлежащее только мне,- было недолгим делом. Затем в течение часа, пока соседский слуга разгуливал поблизости, я складывала в потертый чемодан свои пожитки. Я тщательно подбирала ценные для меня вещи, потому что среди них должно было быть то, что Нью-Йорку хотелось бы увидеть. Видите - как мало я знала о Нью-Йорке и как много мне предстояло о нем узнать. И все же я сложила чемодан и туго стянула его ремнями задолго до того, как слуга зашел за ним. И тут меня одолела новая тревога: предположим, слуга меня подведет. Предположим, он проговорится тетке и она... Но я поспешила успокоиться и сосредоточиться на реальных, а не воображаемых тревогах.
Я переживала, пока Аарон не зашел, так поздно, что я начала молиться, чтобы заседание швейного общества продлилось подольше. Подготовка к бегству была для меня новым занятием, и было бы печально, если бы она была раскрыта в самом начале. Я дала Аарону доллар из своих запасов. Я думаю, это был первый доллар, полученный им, потому что он казался смущенным, разглядывая его. "Я не возьму у вас деньги, мэм", - сказал он искренне, бросив говорящий взгляд на мои костыли. Это меня тронуло, потому что я знала: доллар для него - большие деньги, гораздо большие, чем пресловутое "тележное колесо" [серебрянная монета достоинством в 1$ - прим. перев.], которым мне прожужжали уши в детстве. В конце концов я убедила его спрятать деньги в карман. Я предупредила его - еще и еще раз - держать все в тайне. Он должен был отнести чемодан в камеру хранения и оставить м-ру Хопкинсу. тамошнему агенту, сказав, что Кейт Сентон зайдет за ним утром. Я планировала уехать в Нью-Йорк утренним поездом.
Я внимательно следила за слугой, как он отправился к камере хранения - а кратчайший путь к ней лежал мимо церкви и значит мимо опасности - и, когда он скрылся из виду, поняла, что мосты сожжены. Я не собиралась покидать дом до восхода, мой путь осветила бы ранняя заря. Я знала, что жители городка встают рано и должна была рано проснуться,
чтобы избежать лишних встреч. Эта проблема решилась сама по себе: я решила этой ночью не смыкать глаз. Это было просто: значительность моего шага, опасности, подстерегавшие меня во время побега делали саму мысль о сне невозможной.
После полуночи я встала и оделась. Неясное чувство страха овладело мной. В последний раз я тихо передвигалась по комнатушке, служившей моим убежищем так много лет - и вот я готова. Я закрыла глаза, чтобы не видеть этого памятного места, и бесшумно захромала к двери. Я тихо повернула дверную ручку. Казалось, что скрежет защелки может
разбудить всех покойников на маленьком кладбище у дороги.
Дверь не отворилась !
Я пыталась еще и еще раз. Дверь не отворилась. Постепенно до меня дошла правда. Моя тетка подозревала, она все знала ! Она не тратила времени на пустые слова, но заперла меня в моей комнате. как будто я была ребенком, не принимая во внимание мое мнение. Что ж, она была последовательна, моя тетка. Она всегда так ко мне относилась - как к ребенку, не способному ни думать, ни решать.
Я могла бы закричать от злости, но, слава Богу, не сделала этого. Я прекратила попытки открыть дверь. Я вернулась к постели и снова легла, обдумывая ближайшие шаги. Мысль о том, чтобы остаться дома, я отвергла. Здесь невозможно больше жить. Я должна уехать, и я должна уехать утренним поездом. Я не могу часто полагаться на ход событий -
жизнь давно избавила меня от этих фантазий, - но если я что-то планирую, то должна сделать все возможное, чтобы осуществить свои планы.
В этом случае осуществление планов казалось невозможным. Я была узницей в своей комнате, взбешенной и готовой расплакаться. Моя тетушка, должно быть, посмеивалась во сне.



Post Reply
  • Similar Topics
    Replies
    Views
    Last post

Who is online

Users browsing this forum: No registered users and 11 guests