Поиск рассказа

В этом форуме выкладываем русскоязычные рассказы.
Forum rules
Общение только на русском языке!!!
Сообщения на других языках будут удаляться!!!
User avatar

Topic Author
perom
Интересующийся
Posts: 231
Joined: 21 Sep 2017, 10:39
Reputation: 181
Sex: male
Has thanked: 298 times
Been thanked: 345 times
Russia

Поиск рассказа

Post: # 12300Unread post perom
03 Oct 2017, 12:11

Давным-давно в Yahoo была группа Russian amputee story звалась. Так вот был там выложен один опус от пользователя Nayalie Froll, если не ошибаюсь. Автором вроде как небезызвестный в узких кругах Федор Д. был. Речь в рассказе велась от имени девушки, недавно перенесшей ампутацию ноги и случайно на улице встретившей одного из нашей братии по имени Федор. Самого рассказа на сервере уже давно нет. Может у кого завалялся в архивах? Интересный был рассказец.



User avatar

cat_chuga
Модератор
Posts: 333
Joined: 03 Sep 2017, 10:55
Reputation: 77
Sex: male
Has thanked: 52 times
Been thanked: 267 times
Gender:
Ukraine

Re: Поиск рассказа

Post: # 12310Unread post cat_chuga
03 Oct 2017, 12:36

Посмотри, может здесь есть?
Hidden Content
This board requires you to be registered and logged-in to view hidden content.
Или хотябы более точное название рассказа...


Фарш невозможно провернуть назад!
И мясо из котлет не восстановишь...

User avatar

Serafim
Старожил
Posts: 843
Joined: 16 May 2017, 17:50
Reputation: 824
Sex: male
Location: Россия
Ваш Знак зодиака: Рак
Has thanked: 542 times
Been thanked: 1449 times
Gender:
Russia

Re: Поиск рассказа

Post: # 12321Unread post Serafim
03 Oct 2017, 15:06

«Чудесная встреча»
Собственно говоря, этот рассказ не совсем мой, а, если уж говорить честно – совсем не мой. Однако настоящий автор настаивает, что я – вдохновитель и, так сказать, идеолог, и потому должен фигурировать. После размышлений, исходя из человеколюбия (к читателям), я согласился на следующих условиях - я меняю большинство непечатных слов, высказываю, наконец, обе умные мысли и убираю наиболее одиозную клевету.
«Это было последнее из запланированных представлений за последнюю неделю, и уставшая Линда уже мечтала о небольшом отдыхе перед следующим турне. Все шло как обычно в этом рутинном цирковом номере. Ее, одетую в широкую, всю в блестках розовую мантию поверх белоснежного трико, вывозят на арену на низкой платформе, и под бравурную музыку укладывают в длинный ящик, из торцов которого выглядывает только ее головка и стройные лодыжки ног в туфельках с длиннющими каблуками. Затем Тэд после положенных торжественных манипуляций подносит к ящику бешено вращающуюся на стойке циркулярную пилу; музыка замолкает и блестящий диск с ужасающим звуком распиливает ящик на уровне бедер Линды. Обе половинки ящика с выглядывающими ножками и улыбающейся головкой откатывают друг от друга, пару раз поворачивают и затем вновь соединяют отпиленными концами. Казалось, ничего особенного - каждый видел этот древний трюк тысячу раз.
Изюминка заключалась в другом. После того, как волшебный ящик открывали, Линда с ослепительной улыбкой приподнималась из него и вдруг опять падала навзничь с душераздирающим воплем. Тэд заглядывал внутрь, хватался за голову, сбрасывая цилиндр, закрывал крышку, лихорадочно откатывал обе половинки и соединял их вновь. Поглядев вторично на результат своих манипуляций, Тэд начинал метаться по арене и в отчаянии рвал на голове волосы. Недовольный заминкой шпрехштальмейстер надменно подходил к ящику, заглядывал внутрь и вдруг в ужасе закрывал глаза ладонью, отшатываясь прочь от страшного зрелища. Среди всеобщей суеты появлялся врач в белом халате, который с помощью двух служителей поднимал из ящика и ставил на пол Линду, по-прежнему одетую в длинную мантию. Мантия падала наземь, и зрители могли видеть, что Линда качается на арене на одной ножке, а вместо другой - торчит кроваво-красный обрубок.
Врач склонялся к обрубку, а Линда трагическим жестом протягивала руки в сторону ящика. Один из служителей вытаскивал оттуда обутую в туфельку ногу и начинал, глупо суетясь, прилаживать ее к культе. Линда выхватывала ногу и, оттолкнув окружающих, прыгала за сцену, прижимая к груди отпиленную конечность. За ней бежал врач, размахивая бинтами.
Под рев зала, топот, свист и аплодисменты Линда и Тэдди выходили на арену кланяться. При этом Линда была одета только в обтягивающее трико с культей, покрытой бинтами. Шла она с одним костылем и держала в другой руке ногу, перевязанную траурной лентой. Остановившись, она безуспешно прикладывала ногу к культе, затем отбрасывала ее прочь, показывая зрителям жестами: «се ля ви», мол, и плевать - придется жить дальше так. И с обворожительной улыбкой, раздавая воздушные поцелуи, плавно удалялась под гром оваций.
Вот и на этот раз все шло заведенным порядком. Однако вчера Линда не смогла после вечернего представления уследить за Тэдом и он, объявившись под утро, был пьян сильнее обычного. Горячая ванна и час сна не помогли - дрожь в руках не унималась, его сильно пошатывало на арене, а вороной ус постоянно отклеивался.
Устроившись в ящике, Линда привычно отцепила протез и вытянулась. Пила пошла вниз, но как-то необычно, чуть наискосок. Раздался хруст, и Линда еще успела подумать: «Боже, он же протез пилит!». Мгновением позже она ощутила тупой удар в левое бедро и вслед за тем - острейшую боль. Из фанерного днища заструился поток крови, но Линда уже не видела этого, впав в беспамятство.
Очнулась она в больнице и впервые увидела свое непривычно короткое тельце - от ног остались две культи – одна голая и знакомая до последней морщинки, а другая - забинтованная и напоминающая белый кокон. Линда в ужасе вновь потеряла сознание».
Уфф…..хватит пока. - Я откинулась от компьютера на спинку кресла, сняла очки и потянулась. – Бред собачий, конечно, но если моему обормоту нравится - пожалуйста. Что не сделаешь ради любимого? Осталось не много – слегка обрисовать внешность героев и характеры, добавить пару бесстыдных постельных сцен и - финал. Наверное, я сделаю его таким: Линда прощает Тэда, тот бросает пить, и они делают новый прикольный номер с отпиливанием уже обеих ног. А в перерывах обсуждают в постели достоинства и недостатки процесса траханья двуногих, одноногих и вовсе безногих женщин
А что? Подпустить еще пожилого сентиментального кенгуру, гадюку-завистницу из акробаток, крадущую протезы в самый неподходящий момент, и – в Голливуд. Брр….Убить меня мало. К обеду должна закончить. А в четыре долгожданная встреча с обормотом в сауне.
- Жаль, конечно, несчастную Линду, но, как интересно - она делала любовь, имея две ноги, потом одну и, наконец, вовсе без оных. Можно сказать, она прошла почти весь путь “one way”, так сказать. – Я затянулась сигаретой. – Не дай Бог, так мне… но зато - насколько пышная палитра чувств…! Нет, нет, нет! - Я постучала по дереву, подняла с пола костыли и двинула на кухню выпить чашечку кофе.
***
В апреле я, нехотя, после многих уговоров согласилась с предложением мужа отдохнуть летом на море.
Первоначально само предположение о том, чтобы, показаться на пляже с одной ногой выглядело полным бредом. Хотя муж выдвигал на этот счет здравые резоны: среди незнакомых людей я легче, мол, освоюсь и привыкну к новому состоянию, а море, песок и солнце очень полезны для моей культи. Ну и просто нам нужно элементарно отдохнуть и расслабиться.
Все участливые советы мужа не действовали на меня или вызывали раздражение и тупую злобу. Особенно – его забота о моей, якобы, больной культе.
Согласилась я на поездку только тогда, когда почувствовала себя одноногой. Вы подумали, конечно: «Что за чушь несет эта баба? Разве она сразу не поняла, что лишилась ноги?». А вот, представьте себе! Долго-долго мне казалось, что серьезные, взрослые дяди и тети просто шутят. Они невзаправду нашли в ноге опухоль и заставили приписать на противной, серой бумажонке к слову «ампутация» слово «согласна». Они шутили, или играли в свои, непонятные взрослые игры, когда перекладывали меня, голенькую с каталки на холоднющий операционный стол.
Даже потом, когда они бинтовали и тыкали пальцами в то, что называли культя, я мудро улыбалась им, сквозь сонные веки, стараясь, как в детстве, безмолвно показать, что я умная, давно разгадала их хитрости и даже готова немного подыграть этим непонятным взрослым. Конечно, таким причудливым образом разум мой просто-напросто защищался от действительности и отторгал жуткое понятие - никогда. Я не то чтобы на самом деле думала, что врачи пришьют мне новую ножку, но в голове засела смутная вера в их всесилие. «Ну, не могут же люди быть столь немотивированно жестокими ко мне!» Эта слепая вера в будущий счастливый исход хорошо помогала мне по утрам сначала в больнице, а потом дома. Еще в сладкой дреме, я двигала вначале обеими ногами, в ожидании их встречи, но подвижная правая нога в беспокойстве елозила под одеялом и ощущала только пустоту, левая же – непривычно легкая и совсем, совсем невесомая никак не могла дотянуться до соседки. Казалось, вот-вот они встретятся… ну, еще чуть-чуть! Но колени и ступни неощутимо проходили сквозь друг друга, как в фильме о привидениях. Сон уходил прочь, я тянулась туда вниз рукой, чтобы разобраться в этой непонятности, но пальцы обнаруживали лишь округлый кусочек вместо левой ножки – вначале покрытый бинтами, а затем теплый и помятый от сна. Совсем проснувшись, я вздыхала и говорила себе: шутка продолжается. Потом вставала, опираясь на костыли, и думала: ну что же, прыгала ведь я на одной ножке в детстве, когда играла в классики – попрыгаю временно еще; скоро-скоро мне позвонят и скажут: «Собирайся, Наташка, у нас все готово, завтра будем прилаживать тебе ножку».
Поэтому плакала я очень редко, да и то только из-за физической боли в первые дни после операции и потом, когда случайно ушибала культю. И врачи, и муж восхищались моим спокойствием и, как считали, мужественным характером. Особенно легко на душе становилось после пары рюмок водки. Тогда я сбивчиво и путано пыталась объяснить мужу, как мы с ним когда-нибудь будем хохотать, вспоминая мой курьезный «одноногий» жизненный период и эту смешную культю, которая была раньше на месте ножки. Я весело шлепала по культе ладонью и совсем не замечала при этом его странных взглядов и стремления быстро перевести разговор на другие темы.
Спасительная в своем милосердии пелена продержалась несколько месяцев до первого посещения протезной клиники. Прозрение пришло в ходе разговора с протезистом, когда он скучным тоном буднично объяснял: первый протез на год-полтора мы сделаем такой-то, а другие протезы потом будут такими-то. Вот тут у меня в голове и щелкнуло: э…, милая, да ты же стала одноногой, и до конца жизни будешь ходить сюда за протезами и прилаживать их один за другим к своей культе!
Странно, но особой боли от осознания реальности я не ощутила, а просто как бы оглохла от звона в ушах. На этот раз, спасением послужили вот какие необычные обстоятельства. За месяц примерно до первого посещения протезиста во время прогулки я внезапно ощутила сильнейший, посланный извне сексуальный импульс или призыв. Он был настолько острым, что я чуть не упала и вынуждена была остановиться. Я задохнулась, мышцы ноги задрожали, соски грудей затвердели и больно уперлись в ткань бюстгалтера, а перекладины и ручки костылей вмиг стали мокрыми от вспотевших ладоней и подмышек. Культя же вдруг ни с того, ни сего задергалась лихорадочно. Буквально ходуном заходила, подлая, взметая подол платья. Что за наваждение? Никогда такого раньше не случалось! Будто огненное от желания мужское естество охватило тело и с жаром вошло в него. Этот импульс исчез так же мгновенно, как и появился, словно его источник пронесся рядом. Я отдышалась и на ватной ноге с трудом заковыляла дольше. На счастье, муж был дома, и я тут же без слов затащила его в постель.
На следующий день я с утра приоделась, навела особенно тщательный макияж, отполировала до блеска костыли и отправилась гулять в надежде опять поймать волшебный кайф. Но ощутила я его вновь только через несколько дней. Интересно, что первой уловила его культя – она опять напряглась, словно пес в стойке. На этот раз впечатление было такое, что слабый эротический импульс мелькнул вдалеке, потом исчез и появился опять. Как будто он лихорадочно метался, боясь потерять меня в толпе. Я пошла помедленней, а он все приближался и усиливался. Я остановилась, замер и он. Я расправила плечи и, как бы случайно, повела вокруг взглядом. Однако не увидела ничего особенного в мелькании мужских и женских лиц. Я посчитала неудобным стоять просто так в толпе и медленно двинулась вперед, стараясь контролировать культю, которая то и дело рвалась куда-то (обычно во время ходьбы она безвольно болтается на своем месте у бедра). Сексуальный луч пополз, сохраняя постоянное расстоянии. Этот был более робким, чем первый, он не столь умело ласкал под одеждой мое тело, но очень старался добраться до культи. А она, чертовка, несмотря на мои усилия, то и дело дергалась импульсивно, словно стараясь показать: да вот же я, вот! Потом вдруг робкий импульс стал удаляться и слабеть. Я, раздосадовано развернулась и поспешила за ним, но он быстро исчез, и культя тут же сморщилась и обмякла.
Потом я ловила эти призывы, все время разные еще и еще, но, увы, слишком редко, может быть, раз в неделю. И всегда наиболее чувствительной антенной оказывалась культя! Я догадывалась, что пьянящие импульсы исходят от мужчин, хотя ни разу не сумела увидеть их обладателей. Инстинкт подсказывал, что причина концентрации импульсов на мне состоит в единственной моей особенности - одноногости (хотя и временной, как я тогда полагала). В результате, сама ходьба на костылях стала приносить своеобразное эротическое удовлетворение, а в наконечниках костылей, в их по мужски уверенном попрании земли-матушки, ритмично передающемся в мое тело, чудился некий фаллический смысл. Вот эти-то эротические мотивы и помогли мне более или менее спокойно принять страшную новость протезиста.
Удивительно, но после операции, еще в больнице я стала испытывать сексуальный голод. То ли нервы на ноге мне не так перерезали, а может, еще по каким-то неведомым физиологическим или психологическим причинам, но лежа на больничной койке, я почувствовала острое плотское желание. Муж, к счастью, выполнял свой долг весьма исправно и не выказывал удивления моим страстным желаниям. Тем не менее, я оставалась неудовлетворенной, но не в физиологическом, так сказать, смысле. Постараюсь объяснить. Муж видел во мне женщину, потерявшую одну ногу, то есть женщину неполноценную. Избави бог, он и намеком не давал этого понять, а относился ко мне, как, деликатный муж - к жене, имеющей, например, уродливый шрам или ожог на лице. Он с любовью и страстью, как и раньше, ласкал оставшиеся части моего тела, но старался вовсе не замечать, культи, нового облика одноногого тела, особенностей моего передвижения и прочего, подтверждая, тем самым мою ущербность.
В кровати он, конечно, неизбежно касался культи, но только не намеренно. К тому же, он почему-то вбил себе в голову, что она у меня больная, точнее, болезненная и страдает от прикосновений. Как вы полагаете, понравится ли женщине, если любовник прямо или обиняком дает понять: «Ты прекрасна, любовь моя, за исключением этого уродливого сизого уха»? Следовательно, по законам даже вашей мужской логики, не говоря уж о нормальной, жена должна понимать: «Соседка Валя красивей тебя!». Разве не очаровательней было бы услышать: «Ух, какое миленькое ушко, ни у кого такого нет, так и съем его сейчас?». Ну да, ухо ладно, Бог с ним, его легко замаскировать. А попробуйте в постели скрыть все признаки одноногости? ……Попробовали? Ну, как?
Впрочем, я сама виновата в таком отношении мужа к культе – слишком рано вышла из больницы и потащила его, дура, в кровать. Действительно, дура набитая: нитки из швов только-только вытащили, воспаленные, огненные нервы, казалось, торчали наружу, а туда же…Ох….!. В общем, несколько раз не сдержалась и кричала от боли, когда его колено случайно касалось забинтованного обрубка.
А мужик у меня такой уж добренький, участливый… из тех, о которых в народе говорят: котят топит не иначе, как в теплой воде. Вот эта моя боль и отложилась в его башке. Создала, так сказать, негативное впечатление о нашей первой брачной ночи (читай: «трехногой», или «послеампутационной»). А тут еще, вдобавок какой-то из незаживших швов чуть разошелся, и капли крови просочились сквозь бинты. Я испугалась до смерти, вскочила с кровати и, забыв про костыли, лихорадочно запрыгала на одной ноге в ванную комнату. Муж, бедняга, и тут стал помогать мне. Я сидела, закрыв глаза, на краю ванны, а он на коленях возился с культей – снимал бинты, промокал кровь комком ваты, мазал йодом. Почувствовав боль, я открыла глаза и тут же отвела взгляд в сторону. Да и как можно было без отвращения смотреть на этот уродливый, воспаленный и зашитый на конце неровным поперечным швом бесформенный кусок фиолетового отвратительного мяса? Какой же мужчина это выдержит? Из-за сильного отека тканей культя, казалось, была надута изнутри воздухом, операционные швы едва не трещали от натуги, а сквозь их стежки буквально выдавливались валики нездорового мяса.
Но так было раньше. Со временем болезненный отек спадал, и стало, напротив, преобладать напряжение со стороны зарастающих швов, они словно пружина, медленно, но неуклонно стягивали кожу. В результате, конец культи получился у меня морщинистый и бугристый, но в целом она не выглядела столь уж отталкивающей.
В то воскресенье я проснулась от озноба, принесенного свежим утренним дуновеньем. Натянула сбившуюся простыню, сладко потянулась и попыталась вновь уснуть, но сон больше не вернулся – мешало чириканье пташек и похрапывание мужа. Все радовались – одни приходу солнца и лета, а другой - возможности подольше поспать. У меня тоже поднялось настроение от волнующего предвкушения сегодняшней прогулки: встречу ли «его» сегодня? Я подоткнула подушку повыше и задумалась: ну, почему раньше я ничего подобного не ощущала? Любопытно, что же это за мужчины с такими жгучими сексуальными призывами? Если они так сильно действуют на меня на расстоянии, то можно представить, что будет в постели! От этих блядских мыслишек похотливое томление разливалось по телу. Я опустила взгляд книзу, туда, где простыня облегала одну ногу и округлый остаток бедра на месте второй. Как жаль, что Мишка относится другой породе мужиков и его совсем не тянет на вот это – я слегка подвигала культей. Вдруг зачесалось стопа настоящей ножки, и я непроизвольно попыталась почесать ее ногой отсутствующей, вызвав, понятно, лишь легкий трепет простыни.
Надо сказать, что, к счастью, я оказалась избавленной от фантомных болей в культе, которыми меня пугали в больнице. Но вместо этого объявилась другая напасть – в нижней части правой ноги (пальчики, стопа, голень) внезапно появлялся зуд, и я пыталась машинально почесать это место второй ножкой. Эти позывы возникали всегда – в кровати, при ходьбе, или, когда я сидела. Странно, но эти невинные события действовали на меня достаточно больно. Именно тогда, а не при ходьбе на костылях, я наиболее остро ощущала свою ущербность. Возможно, «чесоточные» приступы моих ног были всегда, но раньше я не замечала этого? Может быть, это происходит и у вас? - проверьте пока не поздно, я-то уже не имею этой возможности. А, может, моя единственная нога таким образом выражает тоску по внезапно пропавшей, невесть куда подруге?
Я подогнула правую ножку поближе, откинула простыню и почесала ступню рукой – на, подавись, злыдня! Заодно уж погладила и культю, ощутила ее мягкость в верхней части и жесткость бугристых шрамов на самом конце: Обидно, почему она так не нравится мужу?! Ведь это же неотъемлемая теперь часть моего женского тела, как груди или оставшаяся в неприкосновенности ляжка! Ну, не нравятся тебе шрамы, не трогай их! А выше-то, выше? Почти половина бедра осталось, наполненной той же самой аппетитной женской плотью! Чем это-то тебе не любо, милый? Почему не ласкаешь? Я, лежа на спине, задрала обнаженную культю и подвигала ею из стороны в сторону. Какая она легкая, ну, просто воздушная! Гораздо подвижней, чем тяжелая нога. И форма та же, что у целого бедра, ну разве, что чуть потоньше стала. Ведь ты же так нежно гладил раньше мою левую ножку! А этот ее остаток, то, что врачи называют противным словом «культя», еще помнит жар твоих рук! Ему, может, ласки нужней, чем целой ножке – вон как досталось от хирургов! Не нравится слово «культя», выдумай для нее (него) другие названия. А она (он) тоже научится ласкать твое тело. Кстати, вот я задрала ее вверх торчком и, как? Ничего тебе это, хи-хи, не напоминает? Я, ведь, люблю целовать твой стоящий кончик.
В возбуждении мне страшно захотелось коснуться культей мужниного тела, или лучше вложить ее в его сильную руку. Я начала было возиться, чтобы повернуться соответствующим образом, и тут заметила, что муж уже не спить, а таращит заспанные глаза на мои телодвижения.
- Доброе утро, миленький. Ну как тебе она? – Я, плохо соображая, вновь подняла культю вверх и задвигала ею.
- Угм…Нормально выглядит. Ничего страшного, не расстраивайся.
«Ничего страшного» – вот его отношение ко мне!! От обиды хлынули слезы. Я повернулась на бок и свернулась калачиком.
- Что, что случилась, Наташенька? – Муж возился за спиной и пытался обнять свернутое дугой тело. – Плохо спала? Неужели культя опять разболелась?
- Нет, нет, нет! Да, не болит она ни капельки! – Я распрямилась, рывком перекатилась на спину и бесстыдно раздвинула обнаженные «ноги». – Ничего у меня больше не болит. Просто я не могу переносить, что ты видишь во мне одноногую женщину!
На участливом лице мужа и в его глазах выразилось мучительное недоумение типа: «Милая моя, я так люблю тебя и жалею, но что я могу сказать в ответ на этот непреложный факт? Как утешить? Неужели, я должен уверять, что у тебя две ноги?». При всей его любви он никак не мог понять меня. Он видел во мне женщину, потерявшую ногу, но не женщину с одной ногой. Улавливайте разницу? В первом случае это - вечная ущербность и укор, а культя - бесконечное напоминание о потере. Я же хотела, чтобы он брал меня такую, какой я стала - классная баба с небольшой пикантной особенностью вдобавок.
Наконец, он от слов перешел к делу, хорошо зная, чем лучше всего мужчина может утешить женщину. А я, вздохнув, с готовностью приняла его услуги. Но в этот раз отношение к половому акту преломлялось у меня через культю – я беспрерывно терлась ею о мужское тело и все надеялась, что сильная ладонь сожмет ее. Но раз за разом его рука проходила мимо и мимо. Когда я вонзила его в себя, лежа сверху, и беспомощно дергала культей, ища во что упереться, то и тут он не обхватил конец культи и не дал ей необходимой опоры. А, казалось бы, что естественней и проще? В досаде я шептала про себя: Ну, погоди, на этот раз ты ее обязательно поцелуешь! Ради этого я уселась ему высоко на грудь и сильно надавила концом культи в лицо, почти заткнув ее распластавшимися тканями нос и рот мужа. Поцелуй состоялся, но совсем не страстный, а так – чтобы не задохнуться. В общем, оргазм, и не один в это утро я получила, но радости и утешения не было. Молча, я сползла с кровати, нащупала ногой домашний тапочек, подняла с пола костыли и заторопилась в ванную, ощущая спиной жалостливый взгляд мужа - обнаженная женская фигура ковыляет с единственной ногой и болтающимся бесполезно обрубком пониже ягодицы – на месте второй. Одно слово – калека.
За завтраком муж пытался развеять мое мрачное настроение разговорами о том, как прекрасно мы отдохнем на море.
- К тому времени ты и протез освоишь. Отдохнешь от костылей. Будем лазить по горам, как в молодости. Помнишь? Кстати, Наташа, а когда нужно идти на примерку?
- Послезавтра, - рассеянно буркнула я, не видя ничего привлекательного в перспективе беготни по горам вообще и с протезом вместо ноги в особенности. – Ладно, Мишенька, спасибо за завтрак, пойду пройдусь немного, пока погода хорошая. Хочется побыть одной.
- Ну, давай, - засуетился муж, - А я с машиной повожусь. – Он явно радовался, что не придется лишний раз выходить на люди с женой, ковыляющей на костылях.
На этот раз я была почему-то уверена, что желанная встреча обязательно состоится, поэтому подготовилась к выходу особенно тщательно – по погоде легкое голубое платьице, в самом выгодном свете, обрисовывающее все женские прелести, белую, на высоком каблуке туфельку (пусть не очень удобно ходить, зато подчеркивает стройность красивой ножки) и тонкий светлый чулочек. Подпрыгивая перед зеркалом, постаралась оценить себя глазами именно тех интригующих меня, таинственных мужчин. А что? Очень даже интересно – ухоженная, статная и интеллигентная дама в самом начале своих тридцати (ну может быть, капельку ближе к тридцати ….., но, клянусь, ни днем больше), одета прекрасно и с незаурядным вкусом.
Фигура в меру обильная, и даже слепому ясно, что борьба с лишним весом еще почти и не начиналась, так, всего лишь арьергардные бои (короче, до потери ноги было 175х64, а после - не взвешивалась). Личико и шейка свежие и гладкие (ну, не придирайтесь к мелочам, две-три морщинки не в счет - издали и не разглядишь). Волосы моя гордость – ни намека на седые прядки. Эх…бывало, как тряхну гривой! Перед операцией, к сожалению, пришлось их подстричь. До сих пор некогда привести в порядок. Цвет? Я предпочитаю называть его «ирландское лето». Личико миленькое такое, овальное, хотя подбородок и рот, объективно говоря, могли бы быть и поменьше. Зато глаза – прелесть. Цвет – темный, темный и бархатистый орех (это при моих-то волосах, обратите внимание!) и очень, очень выразительные.
В общем, не хвастаясь, скажу: всем хороша женщина, а вдобавок еще и без ноги! Я впервые, не тоскуя, смотрела на выглядывающую из-под обреза юбки одинокую ножку, но тут же пожалела, что стандартные деревянные костыли плохо гармонируют с нарядом. Раньше я совсем и не обращала на них внимание с точки зрения эстетики – костыли были только средством передвижения. «Нужно срочно заняться ими, подобрать подходящие для разных случаев». Совсем собралась, было, отправиться, но спохватилась, что забыла про культю, не проверила, как она соотносится с одеждой. Сделала несколько шагов туда-сюда перед зеркалом и отметила, что правое бедро именно так, как нужно, вырисовывается при ходьбе, а пустые складки слева совсем скрывают культю. «Как будто у меня там и вовсе ничего нет!» - эта мысль показалась почему-то столь же обидной, как если бы у меня отсутствовала грудь. Я выставила культю перед собой и убедилась, что в этом-то положении она выпирает из-под платья во всей красе: фу…, слишком вульгарно! Подвигала ею туда-сюда и нашла положения, когда она едва заметным намеком волнует подол платья, как бы давая знать, кому надо, о своем существовании.
А как я буду выглядеть сидя? Уселась перед зеркалом и удивилась, что признаки одноногости оказались даже более ярко выражены, чем, когда я стою. Действительно, когда женщина в юбке стоит на одной ноге, всегда есть место предположению (пусть и фантастическому), что вторая нога спрятана, где-то там, под подолом. Иное дело сидя – юбка на месте бывшего бедра лежит совершенно плоско, подтверждая абсолютную и честную пустоту рядом с оставшимся коленом. И только ближе к животу легкая голубая ткань слегка округляется и показывает, что там есть что-то одушевленное. Вначале я по привычке даже расстроилась, а потом спохватилась: дура какая, неужто, забыла, что ты и не хочешь больше маскироваться? От облегчения, что не нужно прятаться, маленький бугорок под платьем тут же ожил, поднимая ткань. «Порядок, именно то, что нужно! Никуда они от меня теперь не денутся!». В таком вот приподнятом и возбужденном настрое я и вышла на люди.
Впервые за несколько месяцев я шествовала по улице, гордясь своей красотой, и не стесняясь костылей. Даже голову я стала держать высоко, от чего один раз чуть не упала, попав костылем в ямку. Пришлось, забыв элегантность, немного попрыгать для сохранения равновесия. Но даже этот небольшой казус не испортил настроения. Довольно скоро я почувствовала нужный сигнал, но он вспыхнул, задрожал и с явной неохотой удалился. «Наверное, этот мужик был не один или очень спешил куда-то. Жаль, но ничего страшного, найдутся другие». Путь мой лежал туда, где я первый раз попала под прицел этого бьющего по нервам призыва – слева шумела машинами магистраль, а справа тянулась чугунная решетка некогда красивого, а сейчас запущенного парка. Я настолько была уверена, что встречу его сегодня, что даже не удивилась, почувствовав знакомое подергивание культи.
Источник волнующего импульса двигался параллельно моему пути (вероятно, по противоположной стороне широкой улицы): «Прекрасно! Однако будет неудобно знакомиться на ходу. Дай-ка я присяду куда-нибудь и приманю его». Скоро обнаружились и разломанные ворота, ведущие в парк. Я медленно шла по замусоренным дорожкам, аккуратно переступая костылями и туфелькой через битые кирпичи, пока не выбрала уединенную и не очень загаженную скамейку.
Я осторожно села поближе к правому краю скамьи, костыли прислонила слева от себя, расправила юбку, умеренно обнажив коленку, оглядела хотя и одинокое, но по-прежнему женственное бедро, пошевелила для проверки впечатления культей, приняла рассеянно-независимый вид и приготовилась к ожиданию. Пульсирующий от нетерпения луч быстро усиливался: ага, бежит через дорогу! Ну, ну, торопила я, где же ты? (Ой, не попади, родной, под машину). И кто ты!? А вдруг дрянь окажется? По парку в этот ранний воскресный час шатались в основном забулдыги в поисках места, где можно спокойно утолить утреннюю жажду. Одна из таких парочек нацелилась было на мою скамейку, но была буквально отброшена яростным взглядом. Неопохмеленные пьянчуги подались дальше, с опаской на меня оглядываясь.
Сердце все сильней билось от нетерпения и усиливающегося возбуждения. Я чувствовала, что он, где-то совсем рядом, но потерял меня из виду и мотается по соседним, скрытым листвой дорожкам. «Что делать? Может, встать и идти ему навстречу? Я-то найду его сразу». Наконец, какой-то человек почти бегом выскочил из-за кустов на пересечение тропинок и лихорадочно огляделся по сторонам. Тут-то он и увидел меня! Еще немного покрутил головой и медленно, как бы прогуливаясь, направился в сторону скамейки.
Он шел со стороны слепящего солнца, и это не давало возможности разглядеть лицо. Потом мы с ним частенько хохотали, вспоминая, как неискусно он делал вид, что и не замечает меня. Подойдя поближе, он покосился на скамью, а затем - на меня (как будто первый раз увидел), уселся слева и только тогда спросил: «Не помешаю?». Я, понятное дело, гордо повела головой, буркнула что-то невнятное, и в досаде придвинула поближе к себе костыли. Он достал мятую пачку, порылся в ней и вытащил сигарету: «Не возражаете?». Потом демонстративно похлопал по карманам и вопросительно взглянул на меня: «Огоньку не найдется?». Я молча вытащила из сумки зажигалку.
- О, вы курите. Угощайтесь. – И протянул мне измурзанную пачку дешевых сигарет.
- Спасибо. – Я холодно отказалась и достала свой «Вог»
Тут я смогла впервые рассмотреть обормота. Совершенно заурядная внешность: чуть, может, помладше меня, невысокий, сухопарый, прокуренные рыжеватые усишки, намечающаяся лысинка, морда заросла двухдневной щетиной. Помятость лица и запашок ясно говорили, что не в концерте он провел субботний вечер. На физиономии написаны врожденное нахальство и склонность к безобидному вранью. Глаза показывали, что он не глуп и в меру честолюбив, но живость характера, тяга к мелкому авантюризму и явная доброта никогда не дадут ему достичь настоящего признания. Во многом мой антипод, этакая разновидность современного легковесного Ноздрева. («Без царя в голове» – характеризовал данный тип людей кто-то из классиков). Но сейчас он выглядел, скорее, смущенным или взволнованным, чем нахальным. И пальцы его подрагивали, не только с похмелья.
В другой ситуации я бы на него и внимания не обратила, но сейчас мне было плевать на внешность и характер – я блаженно купалась в исходящих от него волнах эротического желания и нежности. Бедная же моя культя просто выходила из себя - усилием воли я сдерживала ее нетерпеливое ерзанье и держала в неподвижности, но остатки мышц не поддавались и периодически импульсивно напрягались, словно вспоминая свою роль в бывшей ноге.
От волнения и разгорающейся телесной страсти я вся взмокла. К тому же, как на грех, засвербила лодыжка и я бессмысленно двигала ногой в поисках, чем бы ее почесать?
- Прошу прощения, что не представился. Федя меня зовут. А вас?– Едва услышала я его голос.
- Клава. – Ляпнула я, еще пытаясь сохранить недоступный облик.
Тут ерзающая в нетерпении нога зацепила один из костылей, и он упал на землю. Мы оба нагнулись за ним и почти стукнулись лбами, что и разрядило обстановку.
- Ой, извините. – Он держал в руке поднятый костыль. – Еще не хватало покалечить вас при первом знакомстве.
- Да уж, действительно - достаточно этого. – Я кивнула вниз и явственно приподняла культю.
Исходящая от него волна усилилась до невозможности и обдала невыносимым жаром. Но он тоже пытался сохранить некую невозмутимость и игривый тон: Давно ли ножку потеряли, Клава?
- В детстве. Много сладкого ела. У других зубы выпадают, а у меня – вот.
- Ой, не врите?
- Это еще почему.
- Да видно же, что не шибко уверенно на костылях ходите.
- Ох…, какой эксперт. Ну, а по вашему, как?
- По-моему? – Он наморщил лоб и окинул взглядом костыли. – Четыре месяца всего прошло – вот сколько. Не прав? – Он серьезно взглянул мне в глаза.
- Прав….Четыре месяца и четыре дня сегодня исполнилось. Юбилей.
- Да…А ведь я вас уже давно знаю. Недели три-четыре назад ехал в троллейбусе мимо этого же места и увидел. («Господи! Так это был он! Тот самый – первый!!»). Выскочил на остановке и назад. Искал, искал. Каждый день старался здесь побывать. А сегодня вот иду от приятеля, специально крюк сделал и опять вас встретил. Так обрадовался. – Искренность сказанного просто убила меня.
Он снова полез за сигаретами, но пачка оказалась пустой. Я молча протянула свои и обратила внимание, что у нас обоих сильно дрожат руки.
- С тех пор только о вас и думаю. Не сердитесь, пожалуйста.
- Влюбились, что ли? Что же во мне такого особенного нашли?
- Ну…., не знаю точно…., просто понравились.
- Теперь сам врешь (я первая перешла на «ты»). – И в наитии добавила, - просто, на всех баб без рук, ног кидаешься.
Он рассмеялся, с облегчением поняв, что я его не отшиваю, а иду навстречу: Клянусь мамой, не на всех. Но и ты признавайся, что не Клава.
- Конечно, нет. Какая же я Клава? С детства зовут Натальей Владимировной.
- Наташа, значит. А я с малых лет обожаю это имя.
- Какое совпадение. Всю жизнь мечтала встретиться со Степой.
- Обижаешь. Я на самом деле Федя, Федор Дмитрич. Хочешь, паспорт покажу? – Он зашарил по карманам, из которых выпала горсть мелочи и пакетик презервативов.
Федя засуетился, пытаясь задвинуть предательский пакетик под скамью. Но я в приступе дурашливости от хорошего настроения подтащила его к себе концом костыля и сдула песок с наглой морды сисястой бабы.
- Феденька, так паспорт-то просрочен. Пора детскую фотку менять.
Он, не зная чего ответить, мекал, откашливался и крутился рядом. Наконец, я пришла ему на помощь: «Жарко как становится. Пить хочется».
- Слушай, извини, я после вчерашнего не при валюте, пригласить, понимаешь, никуда не могу. А попить принесу. Мигом смотаюсь, тебе чего – колы, воды? Может, мороженого?
- Лучше пива. И паспорт не забудь. – Я кинула пакетик ему на колени. – По дороге пригодится.
- Да, ладно тебе. Я мигом. Только ты уж не уходи, пожалуйста. – Он жалостно уставился мне в глаза.
- Беги, беги. Далеко я все равно на них не уйду. – Погладила я костыль. – На своих-то двоих быстро догонишь, если что.
Федюня радостно заулыбался, сгреб с земли мелочь и убежал.
Я откинулась на скамейку и закрыла глаза: Ну, вот ты и встретила его. Довольна? Спросила я себя. - Абсолютно довольна! Я просто наслаждалась в его волшебной ауре. Никогда и никто в жизни, не говоря уж об ее одноногом периоде, не проявлял ко мне столь чувственной любви и желания. Я находилась полностью в его власти, и это было приятно. Я с удовольствием ощущала себя рабыней. Если он прикажет раздеться и прыгать голышом по улице, я, наверное, сделаю и это. Но как бы точней объяснить? В то же время и я владела им. Другими словами, мы были одновременно и рабами и господами друг друга. Вот в чем главная прелесть. И не нужно было ни капельки притворяться.
- Ну, как? – Объявился Федя с двумя банками пива в руках. – Еле нашел холодное.
Он стоял передо мной и уже не искоса, украдкой, а откровенно разглядывал меня. Его взгляд с явственным наслаждением ощупывал мое лицо, фигуру, переходил с костылей на голую коленку и на пустой провал рядом с ней. А я в то же время любовалась другим - брюки его, казалось, не выдержат и лопнут по шву от выпирающего мужского желания. Заметив это, он засмущался и быстро присел рядом. В два глотка ополовинил пивную банку и облегченно улыбнулся.
- Что, Феденька, горят трубы-то?
- Ой, как горят, Наташа. Перебрали вчера с приятелями.
- Это с теми, чьи фотки на паспорте? – Сама удивилась, сообразив, что уже начинаю ревновать. – Вот возьму сейчас и уйду.
Федя подавился очередным глотком, затем взял костыли и переложил на свой край скамейки. – Никуда без них не уйдешь.
- Отдай костыли! – Я в один миг поднялась и в два прыжка склонилась перед ним, касаясь его колен своим. Одной рукой я уперлась в его плечо, а другой потянулась за костылями. Федя перехватил мою руку. – Да, зачем они тебе. Вон как ладонь натерли. – Он погладил пальцами мозоль, пересекающую мою ладонь, приложил ее к своей шершавой щеке, а затем начал медленно целовать.
Хотелось, чтобы это наслаждение длилось миллион лет. Но подвела нога на высоком каблуке, я испугалась, что упаду, и еле-еле успела плюхнуться обратно на скамейку. Подол платья при этом задрался и обнажил изрядную часть ляжки. Я дала Феде чуть полюбоваться сладким зрелищем, и привела себя в пристойный вид.
- Конечно, над инвалидкой может каждый измываться. – Жалостливо причитала я, с нарочитой скромностью оправляя платье. – Как же я без костылей ходить буду? С одной-то всего ножкой?
- Тоже мне, инвалидка! Вон, какая шустрая! Все пиво расплескала.
- Да…, повезло мне. Только и разговоров - пиво, пиво…Вы, Федор, как там дальше, Митрич, что ли? не только развратник, но и пьяница. В вытрезвителях свой человек. Поди, деньги из семьи таскаете? Носильные вещи пропиваете? Детишки голодные плачут. – Закинула я пробный шар, насчет его семейного положения (извечный женский интерес).
Мой Федя ушел от щекотливой темы и перешел на более интересную: А, с протезом, как дела обстоят? Сделали уже?
- Нет. Пока только слепок с культи снимали и все такое. В конце недели пойду на первую примерку. – Как ни странно, разговор с ним на эту тему становился все более волнующе-приятным. Я ощущала некое щекотание нервов, смачно выговаривая слова «культя», «протез», «костыли».
- Думаю, у тебя проблем с протезом не должно быть. Сможешь ходить хорошо.
- Почему так считаешь?
- Так, здоровая вон какая. Да, и культя, вроде, достаточной длины?
Вот так он и подошел к наиболее щекотливому вопросу!
- Думаешь….? - Протянула я. – Дай-ка руку.
Руки у него, надо сказать, были что надо – хорошо вылепленные, по мужски сильные, но не корявые, с длинными чуткими пальцами. Очень сексуальные руки. Именно этими руками он, стервец, лапает супружницу и всяких блядей, а они, суки подлые, балдеют от этого! Я с трудом подавила вспышку ревности.
- Пожалуй, длиной с твою ладонь будет. – Я сглотнула набежавшую от волнения слюну и решительно положила его руку на культю поверх платья. Действительно, ладонь почти закрыла культю, а та, бедная, вся так и сжалась от долгожданного прикосновения.
Пальцы медленно, словно в раздумье нежно гладили обрубок, как бы очерчивая его контуры, и с силой сжали изрезанное окончание.
- Маленькая, какая. И мягкая очень. – Голос его прерывался спазмами. – Покажи….
Тут я вдруг испугалась, как девочка: а ну как вид культи ему не понравится, разочарует. Похожее чувство неуверенности и страха я испытала, помню, когда раздевалась перед первым мужчиной.
- Не стоит, Феденька. Она такая некрасивая. Вся в шрамах. – Ныла я, туго натягивая на культю подол.
- Любой порядочной культе и положено иметь шрамы. Что же это за культя без шрамов? Давай, давай, открывай свое сокровище. – Теперь уже он брал верх.
Я повернулась на скамейке лицом к нему (только мы, люди с одной ногой и можем так сидеть), медленно закатала подол платья, обнажив почти до основания обрубок левого бедра, и вся сжалась от страха, опасаясь увидеть признаки скрытого отвращения на его лице. Его ладонь опять мягко прошлась по культе сверху, а потом слегка приподняла ее снизу. Культя, казалось, сама вошла в ладонь, блаженно распласталась в ней, и вспотела от страха и удовольствия. Федя наклонился и нежно поцеловал темную «розочку», образованную сходящимися рубцами. «Классная култышка» - еще успела услышать я.
Потом мы оба не выдержали и одновременно кинулись друг к другу. Сколько это длилось - не помню. Когда я очнулась, то видок был тот еще – подол платья задрался до живота, чулок и мокрые трусики спущены, туфелька валялась в стороне, одна грудь оказалась на свободе (Как платье не порвалось? Представляю, что творится с лицом и прической!). Одежда Феди выглядела не менее растерзанной (когда же это я успела брюки-то ему расстегнуть?). В общем, оттянулись мы, как нетрезвые мальчик с девочкой, впервые дорвавшиеся в укромном месте до плотских удовольствий.
Кое-как отдышались и привели себя в порядок.
- Представляю, как мы со стороны выглядели. – Хихикала я, подкрашивая глаза и рассматривая в зеркальце искусанные губы. – Мужик на садовой скамейке пытается оттрахать одноногую бабу. Что люди могли подумать? Она – из инвалидного дома, а он – с психушки на побывку отпущен.
Федюня помалкивал, жадно допивая мое пиво. Я осмотрела, порванный чулок, стащила его (хорошо, что ножку догадалась перед выходом депилятором обработать) и засунула комком в сумочку.
- Ну и, что дальше делать будем, герой? – Я встала со скамейки и попрыгала, оправляя измятое платье. - Как я теперь в таком виде на публику выйду? Решат, что не иначе девушка ночь под забором провела.
Я покачивалась и кокетливо балансировала на единственной ножке перед Федей (интуицией женской уже поняла, чем этого мужика брать). – Вам, Феденька, такой срамной облик, конечно, привычен, а вот, где бы мне утюга раздобыть?
- Культю что ли, разглаживать? – Он развалился и нагло меня оглядывал. – Вон.., аптека за углом. Как раз место для убогих. Бежи туда. Одна нога здесь, другая – там.
Ага, пытается, мужской, так сказать, верх проявить. Ишь…, бля, царь природы нашелся. Не знает, дите наивное, с кем связался. Ладно уж, дам тебе немного поизмываться. Тем более, нам обоим это приятно.
- Культю мне, миленький, ты теперь гладить будешь….. когда позволю. А мне бы платьице привести в порядок…. Да, а костыли где!? – Тут я всерьез трухнула: а вдруг бомжи костыли сперли, пока мы с ним в любовном экстазе возились на скамейке.
- Да, вон в пыли валяются. Поднимай. – Он продолжал играть роль сурового господина.
Я с удовольствием попрыгала за ними вокруг скамейки и вновь встала перед Федей, уже прочно опираясь на костыли.
- Неужто, домой не пригласишь? Скажешь дражащей половине: вот, мол, упала на улице бедная калека, дай ей щеточку и утюга. А мне нельзя в таком виде к себе возвращаться – очень уж муж крутой, выгонит сразу. Выручай. – Я горестно выставила вперед культю.
Ясное дело, что не утюг мне был нужен, а «продолжение банкета» в каком-нибудь уютном гнездышке. И я, как любая жаждущая женщина, конечно, быстрее и лучше нашла бы его. А Федю заводила, чтобы он покрутился лишний раз, соображая, какая из знакомых берлог доступней. Да, и узнать его лишний раз не помешает.
Федя в раздумье зачесал голову: Есть тут одно место, правда, утюг там сроду не водился. Как же мне узнать, дома он, или нет? Откуда бы позвонить? – Он закрутил вокруг головой. Я достала из сумочки мобильник, - А номер-то помнишь? После нескольких переговоров Федя с сияющими от счастья глазами затараторил: Порядок, есть одна квартирка! Только надо сначала махом за ключами мотать, а то парень через двадцать минут сваливает. Наташ, придется тачку брать, а у меня, понимаешь, при себе денег нету, поистратился вчера. Займешь до вторника?
Чуть ли не бегом (а я, понятно, вприпрыжку) выскочили из парка и поймали такси. Мы оба сели на заднее сиденье, Федя держал костыли, а я неловко, с помощью одной ноги и рук перебиралась к дальнему краю. Пока ехали, я еще раз убедилась, насколько различно отношение мужчин ко мне. Таксисту было наплевать, сколько у пассажирки ног, зато Федя горел сам и прожигал меня своими импульсами. Он без удержу лапал мою ляжку и страстно сопел в ухо. Пришлось сначала заехать за ключами, а уж потом на квартиру.
Мы оба в нетерпении поднялись на второй этаж обшарпанного дома. Федя дрожащими руками никак не мог открыть незнакомый замок, он лихорадочно крутил и дергал ключ и чуть ли не грыз от злости ручку двери. «Неужто, не тот ключ дали!?» - в отчаянии бормотал он. Я его отстранила и одним мягким поворотом открыла замок. «Как это ты смогла?»: - вытаращил глаза будущий любовник. «Чего желает женщина, того хочет Бог. Пора бы понять, Феденька».
Не описать словами того, что началось, за захлопнувшейся дверью! «Бесстыдная оргия» – будет лишь бледным определением. Даже я вспоминала потом происходящее с легким смущением.
В прихожей, оставаясь предусмотрительной женщиной, я прежде всего отставила костыли в сторону (они так и не возникали потом на горизонте ни разу) и стащила через голову платье, оставшись только в трусиках и лифчике. Федя придерживал меня за талию и буквально повизгивал от нетерпения, а когда увидел почти обнаженное одноногое тело, то набросился ровно изголодавшийся сатир на нимфу. Трусики мгновенно упали вниз, лифчик отлетел в сторону под жалобный треск порванных застежек.
Я и раньше, особенно в молодые пылкие годы занималась любовью, грубо говоря, «в стояка». Но скажи мне кто, что я смогу это делать, опираясь всего на одну ногу, никогда бы не поверила (как, впрочем, посчитала бы за абсурдный бред само предположение, что на роду мне написано стать одноногой). Все у нас получилось достаточно удачно (хотя, предварительно пришлось сбросить туфельку, чтобы стать пониже) – я впилась ртом в Федины губы и охватила его за шею, чтобы обрести упор, а он вошел в меня, поддерживая за попку, и наши тела слились в любовной истоме. Тут я полностью забыла про ноги и все остальное на земле (он, что-то шептал или стонал, но я ничего не воспринимала). Мы едва отлипли друг от друга, когда все кончилось.
Федор в бессилии пал на какую-то табуретку, а я, напротив, получила волшебную энергию и, дурачась, приплясывала перед ним: «Что ты мне шептал, любовничек? Не расслышала. Что-то там про пташечку? Это я-то, по-твоему, пташечка? Вот спасибо за комплимент!».
- Ампуташечка, моя. – Еле выговорил шершавым голосом Федя.
- Чего-чего!? Повтори!! – Я зашлась от хохота и, чтобы не упасть, опустилась перед ним на колено. – Ампуташечка! Это надо же придумать! – Я прильнула к нему.
- Что, не нравится? Обидел?– Федины глаза зажглись тревогой.
- Да, что ты!! Прелесть, какая! Я у тебя Наташка-ампуташка буду, да? А я то голову ломала, как себя называть теперь? – Я весело помотала в воздухе культей, не достающей до пола. - Какой ты у меня умница! А я тебе нравлюсь такая? – Я вскочила с пола и голышом закружилась перед ним.
- Отпад - телка! – Лапидарно оценил кавалер. – Отдай все – и не жалко! Смотри, титьки не потеряй - оторвутся ведь.
- Не ото-рвут-ся, не ото-рвут-ся…. - Продолжала крутиться я от переполнявшего счастья: меня любят, любят, такую, какая я есть, я самая красивая и желанная, я могу по-прежнему соблазнять мужчин. Как мне хорошо! Плевать, что у меня никогда не вырастет новая ножка, и я не могу ходить, как все люди! О-ля-ля, я одноногая, одноногая! Зато меня любят, любят, любят…!
Голова закружилась, и я всей разгоряченной тяжестью плюхнулась к Феде на колени. Всем, простите, задом почувствовала при этом, что мужчина начал оживать.
- Ого…! – Я поерзала, сесть поудобней. - А что это там такое интересное мне попочку колет? А чегой-то у нас опять глазки заблестели? А, неужто, им опять хочется? – Я поднялась с его колен. – Сейчас, сейчас, миленький. Подожди немножко, сбегаю вот только себя в порядок привести и в постельку.
В ванне глянула на себя в зеркало и оторопела от ужаса – передо мной маячила растрепанная рыжеволосая ведьма, с размазанным ртом и глазами.
- Господи, господи…., что за страхолюдина? – Я лихорадочно поправляла лицо, а культей для устойчивости уперлась в раковину (уже давно отработанный прием, я теперь всегда так умываюсь).
За этим занятием меня и застал вломившийся без спроса в ванну страстный Федя. Не знаю, почему эта, совсем невинная, по-моему, поза так подействовала, что он буквально взвыл и грубо овладел мною сзади. Одной лапой он терзал мою грудь, а второй – культю. Не знаю, чего больше я натерпелась – удовольствия или страха? Пришлось мне до боли в ладонях держаться за край дряхлой раковины, а та предательски скрипела и грозила вот-вот рассыпаться от мощных ритмичных толчков. Я только и успевала, что охать и причитать в панике: Ой, упаду. Ой, ножка не выдержит, упаду. Пожалей ампуташку! – Но от этих слов Федор еще больше взъярился.
Потом мы слегка поплескались под душем и отправились передохнуть. Нога плохо слушалась и, казалось, вот-вот подломится от усталости (где же эти чертовы костыли?). А этот обормот шел сзади и хихикал, вместо того, чтобы помочь.
- Чего ржешь, как придурок. Представление тут тебе, что ли?
- Только сейчас заметил, что твоя культяпка трясется при прыжках, ровно студень.
- Ах, теперь уже культяпка! – Я развернулась и попыталась пнуть его культей между ног, но не достала (какой у нее, увы, размах!) и только мазнула его по гениталиям всей мясистой тяжестью короткого обрубка, оставшегося от некогда сильной ноги. – Твое счастье, что Бог у меня ногу отнял, а то бы летел сейчас впереди своего визга!
Тут, Федя рассмеялся и легко подхватил меня на руки (ну, не придирайтесь, насчет легко я только чуть преувеличиваю). Вот так мы и оказались впервые в одной кровати. Зная моего «партнера», его привычки, окружение и образ жизни, я не удивилась бы, окажись на гнусном лежбище из выброшенных за ненадобностью собачьих шкур с подозрительными с точки зрения венерологов пятнами. К счастью, простыни оказались приличными – не из Хилтона, но все же.
Я блаженно вытянулась - последняя из оставшихся в моем распоряжении ножек гудела от усталости. Я задрала ее вверх и потрясла ступней. – Ох, Феденька, приморил ты меня сегодня. Это ж надо, какие за день эскапады выдержать!
- Устала что ли, Наташ?
- Ха…! А, ты попрыгай-ка целый день на одной ножке, милок! Да, пусть тебя какой-нибудь дикарь при этом без перерыва трахает! Тогда поймешь.
- Ну, давай я тебя полечу. – Федор с энтузиазмом принялся массировать поднятую вверх ступню. – Бедная моя, ноженька, одна-одинешенька осталась на свете. За двоих приходиться работать. Да, еще хозяйка не из балерин досталась. Не фея…. – Он в упоении продолжал целовать уставшие пальчики.
Я в блаженной полудреме встрепенулась. - Это, кто - не фея!? А давеча, что говорил, когда совокуплялся? Ампуташечка-пташечка…! Засранец ты после этого! Представляю, какая у тебя женушка любимая – зефир, блядь, воздушный, росой подлунной вспоенный! Поди, поперек себя шире и ножищи – тумбы волосатые. И чего я с тобой связалась? И чего нежной култышки касаться дозволяю всяким недоумкам? И все доброта моя…. Ох…, завещала мне мама: не отдавай кому попало белое тело свое и култышечку, Наташенька! Три раза` подумай на одно отдавание, доченька.
Федя не обращал внимание на мое бурчание и только блаженно хихикал, чувственно прижимаясь грудью к полному бедру. – Классно как с одной-то ножкой обниматься!
- А эту что же забыл? – Приподняла я культю. – Здесь тоже раньше была ножка.
- Дойдет черед…- Федя пыхтел, заканчивая обрабатывать поцелуями колено и добираясь по внутренней стороне бедра к раскрывающемуся уже темному треугольнику.
На этот раз он овладел мною по всем канонам. Он любил меня медленно, не торопясь…. с оттягом, а я охватила его правой ножкой за поясницу и прижимала ближе к себе. – А чего ты меня другой ножкой не обнимаешь? Ленишься?
- Так, нет у меня ножки, Феденька…! Отняли ее, отрезали, ампутировали…! Нечем мне тебя обнять..!. Прости, любимый…!
- Так, ты одноногая у меня, выходит! Бедняжка! А это что такое маленькое шевелится? - Он сжал ладонью культю.
- Культя это, миленький, все, что от ножки осталось! Не может она тебя обнять, силенок не хватает.
- А ты постарайся, вдруг из нее ножка вырастет!? Хочешь новую ножку!? Хочешь…!!?
- Не хочу…..!! – Выгнулась я и завыла в исступлении. – Люби меня так! Люби сильнее!! …..
(продолжение следует)


Скучно, господа... :gluk:

User avatar

Serafim
Старожил
Posts: 843
Joined: 16 May 2017, 17:50
Reputation: 824
Sex: male
Location: Россия
Ваш Знак зодиака: Рак
Has thanked: 542 times
Been thanked: 1449 times
Gender:
Russia

Re: Поиск рассказа

Post: # 12322Unread post Serafim
03 Oct 2017, 15:08

В последующие дни я совсем запарилась. Почти каждый день приходилось ездить на примерки и подгонки протеза, и я переходила от отчаяния, что никогда не смогу ходить на нем, проклятом, к надежде, что завтра все будет в порядке и я смогу передвигаться на двух ногах, как все люди. Кроме этой заботы, голова моя только и думала, что о Феде. Я бесилась от ревности, представляя его с чужими бабами, а тело, особенно по ночам, жаждало его рук и прочего. Ночи мои превратились в сплошной кошмар, никогда раньше подобного не было. То мне чудились его ласки, и я извивалась в выдуманных объятиях и несколько раз похотливо набрасывалась на мужа, требуя любви. Просто каким-то чудом при этом я не проговорилась во сне о Феде.
А еще снились настоящие сюрреалистические кошмары. Например, мы, голые шли с Федей безлунной ночью по песку, а слева от нас зияла жуткая чернота какого-то молчаливо первобытного моря. Оттуда вдруг бесшумно вытянулось нечто холодное и липкое и жадно обвилось вокруг моих ног. Я пыталась в ужасе кричать и звать Федю, но лишь беспомощно открывала рот – язык как замороженный не мог произнести ни звука. В то же время в полнейшем молчании в ушах ясно звучало, что-то вроде диалога между Федором и ужасным нечто. Последние Федины слова были: «Да наплевать, бери, не жалко».
Сам процесс отнятия ноги оказался безболезненным и занял мгновение – что-то сладострастно чмокнуло - и вот я стою перед Федей и с удивлением рассматриваю оставшуюся культю. Культя оказалась вполне здоровой без крови, шрамов и прочей муры, неотъемлемо присущим культям реальным, но была затянутой какой-то белесой пленкой. Я в недоумении поводила этим обрубком из стороны в сторону: «Зачем, Федя? Как же я буду жить с этим?»
- Подумаешь, - зевнув, ответил он, - как все люди. Не ты первая. Пошли. – Он повернулся и быстро зашагал вперед. Я попыталась прыгать за ним, но нога тонула в песке, а его спина удалялась все дальше. Я упала, протягивая за ним руки и беспомощно дергая единственной ногой. Мое тело тянулась и тянулась за Федей, и вдруг оно под действием злости и женской жажды вытянулось, и я, извиваясь, легко, почти летяще заскользила по песку. Он обернулся, в расширенных глазах ясно отразилась сверкающая змея с женской головой, и он, спотыкаясь в панике, попытался убежать. Но я в два-три мощных извива достала предателя, охватила упругими кольцами дергающееся тело и зашипела ему в лицо: «Хотел убежжжать? Не выйдет, никуда не денешьссся»
- Федя в ответ только придушенно пищал, - Что ты, что ты…., Наташа?
Тут я проснулась и оказалось, что это пищит не Федя, а мой бедный муженек, которого я едва не придушила в страстных объятиях.
В другом сне уже сам Федя отрывал ножку и внушал при этом: Дура ты…, помело деревенское. Да немодно это, некрасиво вовсе. Давно по две ноги никто не носит. Ты еще шляпку с вуалью нацепи…и пером павлиньим. Оформим тебя в лучшем виде, как в приличных домах, не базарь впустую. Не в первый раз. – И все совал мне в руки костыли. Я отбрасывала их, но костыли противно липли к рукам и не хотели пропадать. Я плакала от отвращения и ужаса, но тут возникал муж и ловко прилеплял ножку обратно к телу: Бежим скорее домой, Наташенька.
Мы тягуче и нетерпимо медленно бежали вперед к двери, но Федя уже на лестнице цепко хватал меня за лодыжку. Между мужчинами завязывалась борьба – Федя отрывал ногу, а муж тут же приращивал ее обратно. При том они все время путали ноги, и я прыгала между ними то на левой, то на правой ножке. Но Федя перехитрил нас – он вдруг засунул ногу к себе в штаны, и из ширинки высунулась моя родная ножка, которая ритмично то сгибалась вяло, а то вытягивалась, как струна. Наконец, мы ввалились в квартиру, спасительная дверь захлопывалась, но из-за нее слышался мефистофельский хохот: Теперь-то ты знаешь, куда за ногой идти!!!!
Первая моя мысль была перед тем как очнуться от кошмара: Господи, а какой же ноги теперь у меня нет? Я лихорадочно шарила и шарила под простыней пока на натолкнулась на уже родной обрубок слева. От этого я проснулась с некоторым даже облегчением. Вы не поверите, но гораздо хуже для одноногого человека, чем просто потерять ногу – не знать, вдобавок, еще и какую. Я, как типичная женщина ненавижу в жизни неопределенности, поэтому и обрадовалась, четко поняв, что ноги у меня больше нету именно левой, а не какой-нибудь другой. Кстати говоря, это гораздо лучше, чем обычные ощущения при моем пробуждение, когда на грани безмятежного сна и бодрствования я начинала смутно подозревать, что со мной произошло нечто страшное и непоправимое. Но что же….? И вдруг, проснувшись окончательно, осознаешь, – Ба, Наташенька, да у тебя же ножки больше нету и не будет никогда. Ты ж у нас теперь одноногая инвалидка. - Не знаю, сколько лет пройдет и настанет ли вообще пора, когда я в полусне не содрогнусь от ужаса, а зевну просто – и пробормочу: «Да знаю я…., знаю. Подумаешь…. последние известия. Не морочьте голову пустяками, дайте еще поспать женщине.
Но хватить о снах, будь они неладны.
Короче, не хватало мне в эти дни Фединых ласк, и не на кого было изливать свою любовь и нежность. Хотя трепались мы с ним по телефону по несколько раз в день и в протезном заведении почти каждый раз встречались. Федюня изнылся весь, напрашиваясь со мной к протезистам: Ну, возьми меня с собой Наташка. Ну, пожалуйста. Лишний раз пообщаемся. – Я возражала против этого, мотивируя на словах, что там не лучшая обстановка для общения. В душе же, на самом деле я просто опасалась конкуренции – станет он там, подлец, пялиться на других культяпистых баб, и сведет моего любимого какая-нибудь молоденькая вертихвостка на костылях. Но пришлось все же уступить его напору.
Дело уладилось на удивление просто. Муж очень обрадовался моему предложению ездить на протезную фабрику на такси самостоятельно, поскольку он, бедный, пару раз сходил со мной и чуть не поседел от ужасных тамошних зрелищ – увечных калек, их палок, костылей и уродливых протезов. Вот Федя и стал приезжать за мной под видом таксиста на раздолбанном Жигуленке, который, как мгновенно выяснилось, имел еще более непредсказуемый и вздорный характер, чем его обормот хозяин. До сих пор не понимаю, как при этих путешествиях мы не разбились, так как водитель больше пялился на мою культю, чем на дорогу, и беспрестанно лапал ее, бросая руль, а развратный Жигуленок тоже все норовил поцеловаться с красивыми тачками.
Внутри заведения, сидя рядом со мной в коридоре в очереди к протезисту, Федор, правда, вел себя поприличней и рук не распускал. Но зато, как я и опасалась, беспрерывно зыркал бесстыжими глазами на других женщин-инвалидок, особенно одноногих и суетливо их обсуждал, якобы, для моего воодушевления. – Смотри, во как эта легко ходит на протезе. А у тебя еще лучше получится. На улице в толпе и не заметно будет, что ножка не настоящая. Главное – не отчаиваться (это – в ответ на жалобы, что никогда не смогут ходить на протезе), и ты меня еще научишь, наконец-то, вальс танцевать.
Не будь его, я бы и сама весьма интересовалась повадками опытных «коллег» и с пользой перенимала их опыт. Но сейчас я просто бесилась от ревности и думала только об одном: Неужели и эти одноногие паскуды ловят излучаемую Федором возбуждающую эманацию (Мою! Кровную!)? Я, увы, почти уверилась в этом в результате следующего эпизода. Перед нами без очереди вдруг прошла в кабинет плохо покрашенная девка в безвкусном платьице. Она сильно хромала и почти волокла по полу свой протез, придерживая его рукой. Через короткое время она вновь появилась в дверях, но уже совсем без ноги. Придерживая пустой подол слева, она непринужденно допрыгала до нашей скамейки и плюхнулась рядом с Федей. Я просто взвилась от злости, когда эта гадюка, нахально улыбнулась моему мужику: Протез опять сломался, обещали починить. – И начала оправлять платье….И явственно шевелить при этом длиннющей мерзкой культей, блядь поганая! «Ты бы еще свой огрызок в окно высунула, тварь». Да еще этак пренебрежительно окинула взглядом мою маленькую култышечку. Ее счастье, что меня как раз вызвали в кабинет. Но я предусмотрительно оставила на скамейке сумочку с туфелькой и свежевыстиранным чехлом для культи. Через минуту высунулась из кабинета – и точно – воркуют уже!!
Ах ты …….! Ну, я им показала!! На шум все убогие в коридор сбежались, не говоря о врачах! Одна юная стервочка из начинающих даже всплеснула пустым рукавом от восхищения и во всеуслышанье сильно позавидовала моему таланту: «До чего классный скандал! Умеют же люди!». Почти неделя прошла, пока я простила своего охламона (что с него взять сдвинутого ?), но больше уже ни на минуту не выпускала из поля зрения в этом блядском дому.
Дело с протезом, надо сказать, продвигалось туго. Я уж и ругалась и денег сулила, но все не то получалось. То он, проклятый культю больно давит, то натирает в паху самые, можно сказать, интимные женские места. И всегда ощущение, что культя из гильзы вот-вот вывернется, и я ткнусь носом в пол. Уставала я после тренировок в ходьбе так, что костыли казались самыми родными и желанными. Культя, действительно, оказалась коротковата, чтобы уверенно поднимать и двигать вперед эту железяку, тяжелую такую и непослушную. Эх…., чтобы им во время ампутации пилу на лишний сантиметр сдвинуть! Ну, да ладно – уж не вернешь….. И побаливать нежная маленькая культя начала после всех этих непривычных упражнений. Особенно по ночам в постели, когда так хотелось, чтобы ее бедную погладили и приласкали сильные мужские руки.
Вы меня, может быть, спросите: «Зачем же тогда ты Наташка мучалась? Плюнула бы, если столько страданий». Боюсь, пока вам меня не понять, никак не понять этого волшебного и волнующего ощущения одноногой женщины, которая вдруг смогла пойти! Не прыгать, и не ковылять с костылями, а именно – пойти!! Наклоняться стала почти свободно – чуть отставишь выпрямленный протез назад и поднимай с пола, что хочешь. Представляете? Разве не замечательно? А вдобавок, еще и руки освободились! С людьми теперь можно разговаривать свободно, по человечески, и плечиком ничто не мешает повести кокетливо! Да, за все это, я любые страдания физические готова перенести! Кстати, любопытную вещь я за собой заметила. Сижу я при протезе и собираюсь встать и идти, а руки перед тем сами начинают костыли искать.
А выглядел он внешне просто замечательно, не могла на него налюбоваться, особенно, когда в туфельку обутый и чулочек стоит себе к стенке прислоненный – стройный такой, подтянутый, как верный скакун. Казалось, прицепи его, куда нужно, он и понесет вперед! Иной раз я одевала его и грезила, как дура последняя, что вот-вот его тусклая неживая плоть порозовеет, прорастет жилочками всякими и артериями, нальется теплой густой кровью и прирастет к телу. Эх…..!
В один из первых дней жизни с искусственной ногой я по неопытности, несмотря на ноющую культю, даже спать с ней легла. Помню, как Миша, увидя это, оживился: как же, наконец-то с нормальной женой можно пообниматься! Он тут же попытался овладеть мною в стиле добрых старых времен. Но увы, увы….Жена с протезом вместо живой ноги, несмотря на все ее усилия ощущалась малоподвижной тумбой. Да тут еще вдобавок коротковатая культя во время любовных пароксизмов выскользнула таки из протеза, и тот, как нарочно, лег преградой поперек нас! Пришлось Михаилу, бедолаге в разгар любовного чувства шарить где-то там внизу рукой, убирать это жалкое приспособление и заканчивать по-прежнему на одноногой жене. Как тяжело это было и неприятно нам обоим! Больше я этих глупых попыток не повторяла.
Федька к моему протезу относился с интересом и по дружески (понимал все-таки, как тот мне дорог). Бурчал, правда, когда первый раз в машине не смог культю лапать через жесткую скорлупу. Обследовал он протез очень внимательно – взвесил на руках, посгибал туда-сюда, стащил облицовку и тут же попытался развинтить коленный шарнир (хорошо, я вовремя отобрала). Особенно любовника привлекала гладкая, блестящая полость, куда я культю помещаю. Он и руками там гладил и чуть ли не языком изнутри вылизывал. При том он, бестолочь такая, так и не мог понять, отчего при ходьбе протез то сгибается, то – разгибается, когда надо. Все головой покачивал и языком цокал удивленно, - Это ж надо, до чего наука дошла.
Но особенно он тащился, когда я протез одевала и снимала. Тут ему и сама процедура нравилась и особенно переходы от почти нормальной женщины (читай, двуногой) к одноногой калеке, которая теперь, без протеза и шагу ступить не может. Очень его, засранца ненормального это за ……(хотела написать «за душу», но остановилась) не знаю уж, за что, но брало. Что-то в этом чудилось нездоровое, темное, словно он не мог насмотреться на повторяющуюся вновь и вновь процедуру ампутации женской ноги.
Как-то я сидела уже голенькая на краю кровати, а Федя (тоже без галстука) чувственно стаскивал протез, освобождая культю. Тут я не вытерпела и спросила прямо:
- Феденька, а будь твоя воля, ты бы мне ножку самолично ножиком отрезал?
- Он, держа протез в руках, заюлил, глазками забегал по сторонам, - Ты че, че, Наташ, придумала. Я ж крови до ужаса боюсь.
- А, если без крови, волшебным ножиком? А?
- Да, ну тебя, дура! Перестань по пустому философствовать. – Отбросил протез и нетерпеливо повалил меня в койку.
- Стоп! От винта!! – Я решительно отпихнула его и заслонила культю сверху правой ногой. – Колись, изверг. По глазам вижу, что отчекрыжил бы с удовольствием. Искалечил бы девушку невинную. …..Ой-ой…., не дамся….Ну что…., что… так тебе лучше…да..? Жаль, что ты меня раньше не любил…., с двумя коленками…Теперь уже не получится никогда….Держи меня крепче за попку…Еще крепче….!
- Ну, так как? Чувствую…., ох чувствую, что вполне способен на такое зверство. – Продолжила я допрос, припрыгав из ванны.
- Не будь занудой. Отвяжись. – Федя расслабленно дышал рядом. – …..Язык я бы тебе оттяпал с удовольствием, это точно.
- Слушай, Федька, а давно это у тебя? Ну…к одноногим бабам тяга? – И вдруг под влиянием какого-то наития уверенно выпалила, - Да, ты еще в детстве одноногих женщин рисовал и на книжных картинках ножки дамам замазывал, а потом любовался!
- Откуда знаешь? – Выпялился на меня простодушный любовник.
- Знаю….Не один ты у меня такой…- Я сладко потянулась, подняла культю и этак чувственно ее огладила.
- Эй.., эй! Ты на что намекаешь?
- А на то! – Злорадно ухмыльнулась я. – Тебе, коль с двумя ногами, можно всяких калек гнусных лапать в коридорах, а я - не моги?
- Да не лапал я. Сколько можно повторять? Нельзя теперь уж культурно с дамой поговорить?
- Культурно….?! С дамой….?!! Лучше не зли меня, Федор, не буди зверя….. И вообще, зря я с тобой, развратником связалась. Полюбила тебя, как дура последняя. Все тебе отдала, самую душу, можно сказать. Молодость, понимаешь, красоту сгубила зазря, ножку - псу под хвост. – Я вытянулась устало, смежила очи и продолжала сонно бухтеть. - А его, подлеца, только тело мое и интересует….искалеченное, бедное. Да, вдобавок, еще и на всех блядей кидается…культурных, бля….. Нет…., брошу я тебя и в монастырь на хер уйду. Ищи себе тогда культурных. Пусть тебя, подлеца, совесть замучает. И наколдую еще, вдобавок, чтобы всех баб одноногих от тебя тошнило. Придешь тогда ко мне…, на коленях в келью приползешь…., засранец. Да поздно будет…Выйду я к тебе, вся такая…..Эй, ты че там возишься? – Я встрепенулась и открыла глаза.
- Лежи, лежи спокойно.
- Что значит лежи? – Я заинтересовалась и рывком села в постели.
- Тьфу ты…Спутала тут мне все.
- Чего спутала-то, излагай яснее. Опять какую-нибудь дурь придумал?
- Да, гадал я, где что находиться должно. А ты возишься, как эта…. Теперь ничего не разберешь. Все заново…
- ?, - я подтянулась повыше и подоткнула подушку.
- Ну, ладно сиди так, но только спокойней, не шевелись. Видишь – вот нога, а вот –пятка, колено и прочее. Выпрями ее, выпрями. – Он двумя руками, не торопясь, огладил оставшуюся ножку. – Так…., а теперь вот культя… Положи ее рядышком, чего оттопыриваешь? – Теперь он поправил культю, расположив ее параллельно целому бедру, и тщательно разгладил простыню на месте отрезанной ноги. – А теперь давай прикинем, где чего было.
- Да чего было то…!? – Я таращила глаза не его манипуляции и ровным счетом ничего не понимала.
- Да как же…. Здесь вот пяточка должна у нас располагаться, а тут – коленка….- Он сопел в возбуждении и водил пальцами по простыне, очерчивая контур бывшей ноги.
Всем известно, что мужчины не отличаются особым умом, но чтобы до такой степени….!? Мне где-то даже интересно стало. К тому же, столь желанная мне и возбуждающая Федина эманация пылала сейчас в полную силу, подчиняя своей таинственной магии.
- Да, неужели ты их не чувствуешь больше совсем? Неужто, у тебя все этим кончается? – Федя осторожно погладил рубчатый кончик культи. - Отрезали, зашили, выбросили! И все? А как же фантомные ощущения? Столько про них читал. Врут что ли?
- Нет, не врут…. – Мой разум протестовал против обсуждения этой больной и где-то даже издевательской темы, но разум все отступал и отступал под влиянием страстного напора, и я как загипнотизированная монотонно начала говорить. - Иногда ножка как живая чудится. Особенно под утро – пальчики шевелятся, мурашки мелкие бегают, словно я ее отлежала. Я ею двигаю, в коленке сгибаю немного. Все так отчетливо. Спросонья даже вставала и опиралась на нее.
- Как..!? Падала ведь, наверно?
- Падала, конечно.
- Бедная ты моя, Наташечка. Это у тебя сразу началось? Ну…, после ампутации.
- Нет. После ампутации все боль пересиливала. А вот как культя зажила, так эта напасть и объявилась.
- Ну, а культю, культю-то саму ты в эти моменты неужели не чувствуешь?
- Не очень, так…. смутно.
- А сейчас, в сей момент? Культя или нога?
- Когда смотрю, то – только культя, а глаза закрою - вроде немного ножка прорисовывается.
- Закрой-ка глазки, миленькая, расслабься. И култышку расслабь. Представь себе на ее месте ножку.
Я послушно вытянулась - в гипнотическом трансе нога возникла из небытия и ощущалась все яснее, как на проявляемой фотографии. Она теплела, наполнялась живой кровью, мелко подрагивали уставшие от безделья мышцы, и сами собой пошевеливались пальчики, чтобы скорее прогнать онемение. Иллюзия настоящей ноги совсем заполнила сознание, и смущала одна только мелочь – бедро, где-то в середине, опоясывало некое излишнее давление, словно от тугой резинки чулка.
Не знаю, чем бы кончилось это наваждение, но его прервал мой ненормальный любовник. Этот дикарь грубо «овладел» мною, как писали в романах. Иллюзия мгновенно рассыпалась, и в ходе полового акта я совершенно отчетливо осознавала, что никакая это не ножка у меня слева, а самая обыкновенная культя бедра.
Вот так мы причудливо забавлялись. В другой, помню, раз моему злодею вдруг приспичило найти совершенно точно на правой ножке место, где отрезали ее соседку. Он измучил меня, ворочая с боку на бок, на живот и спину, и измуслил фломастером всю ляжку. И, наконец я услыхала: «Эврика! Нашел, нашел! Смотри, смотри – здесь начали резать, здесь!». Вот радости-то мне было, выяснить это! Представляете, чего я с ним натерпелась?
Вскоре примерки завершились, и я покинула ужасное заведение (увы, не на совсем), ковыляя на непослушном протезе и опираясь на трость. В то же время примерно я впервые позвала Федю с себе домой (муж уехал по делам на несколько дней).
Федюня, как обычно, первым делом полез домогаться, но я вовсе не намеревалась с ним трахаться дома. Хотя я и не пример соблюдения верности, но ложиться с чужим мужиком на супружеское ложе считаю грязной подлостью. Еле отбилась от дикаря, ссылаясь на женское недомогание. Да, любовничек и сам подостыл при виде большого фотопортрета мужа при получении им очередной спортивной медали – мощный разворот плеч, блестящие от пота мускулы и пр. Тем не менее, он потребовал, чтобы протез был немедленно отцеплен, что я и сделала с немалым облегчением, удалившись в спальню. Выйдя уже на костылях, я позволила Феде единственную на сегодня сексуальную утеху – завернуть внутрь брюк болтающуюся штанину.
С каким воодушевлением он, кинулся выполнять эту несложную процедуру! И с каким чувством и сопением это делал! И как долго! Можно бы было за это время целую поэму написать «Процесс приведения в порядок пустой штанины одноногой женщины ее ненормальным любовником». Перво-наперво, он, устроившись передо мной на коленях, засунул руку глубоко в брючину, дотянулся-таки до культи и вволю ее облапал. Потом расстегнул пояс брюк и завернул штанину сзади, тщательно разгладил все складки, оглядел с вниманием – не понравилось. Вытащил и завернул сбоку. Опять не то! При этом он каждый раз двумя ладонями ощупывал культю в образовавшемся кармане, как бы проверяя, что она на месте и никуда не пропала.
- Слушай, Наташка, прямо чудеса с твоей культей получаются.
- Какие еще чудеса, дурень. Заканчивай возиться. – Я качалась, обвисая на костылях, а ножка просто ныла от усталости.
- На вид маленькая, а трогаешь – так мясистая такая…, увесистая, бля. Откуда чего берется?
- Конечно…. Уж не такая жилистая, как у твоих культурных поблядушек. У меня-то вкус есть. – Я не выдержала, наконец, и отпихнула обормота костылем, когда он начал мудрить с заворачиванием штанины изнутри.
- Дай-ка я сама, милый, это сделаю, а то дело к вечеру идет, да и жизнь не бесконечна.
- А ты умеешь? Уже научилась?
- Представь себе, что научилась, как ни странно. Время было. На моем месте даже ты научился бы.
Федя развалился на полу и с не меньшим наслаждением, чем это делал сам, стал наблюдать за моими действиями. Надо сказать, что ранее и я тратила немало времени, пока не научилась сносно оборудовать пустую брючину. Более удобным мне казалось заворачивать ее сбоку, но сейчас от усталости и волнения все получалось вкривь и вкось. Довел-таки он меня, негодяй, до сексуального возбуждения. Действительно, что одноногой бабе надо?
Я, в раздражение от неутоленной страсти пошла, топая костылями, на кухню, а Федя бесцеремонно подался осматривать квартиру.
- Клевая у тебя, хата. – Оценил любовник, уже сидя за столом и наливая первую рюмочку. – И комп классный. На хера тебе такой навороченный сдался? Твое здоровье.
- Я им на хлеб зарабатываю, грубиян.
- Да, ну? И че делаешь?
Я поколебалась, а потом решилась открыться Феде, настолько он стал мне родным.
- Можно сказать, что я писательница. Только никогда не покажу тебе свою писанину, да и сама ее не читаю, стыдно уж больно перед людьми.
- Это как?
- А вот так! – Я глотнула для храбрости стопку и откровенно выложила ему все. Рассказала, как окончила литературный институт, как быстро переборола девичьи иллюзии насчет талантов, как не один год перебивалась с хлеба на воду на ничтожной должности в журнале. Когда журнал приказал долго жить, начала было не без успеха торговать в лавке, пока один из бывших коллег не предложил на пробу поучаствовать в детективном бизнесе.
- Видел горы дешевых детективов на вокзалах? Так вот это все мое. Шучу, шучу – там не одна я грешу. На самом деле работают большие бригады. Один идею выдает или списывает чаще у кого-нибудь, другой выдумывает тонкости сюжета, интриги, третий - диалоги пишет или там про природу, или юмор. Профессионалы также подрабатывают – из какого нагана в кого лучше палить объясняют. Я всех творцов не знаю вовсе, да и знать не хочу – стыдоба. Есть координаторы, которые все вместе склеивают и варианты тасуют.
- А ты, чего пишешь? – Федя, кажется, вовсе и не удивился моему рассказу.
- С фантазией у меня плохо, сюжеты выдумывать не могу. С природой – облаками, птичками тоже не фонтан получается. Я больше на характеры налегаю, психологию. Ежели мне задачу по сюжету растолкуют, то дальше я быстренько, почище Фрейда любого злодея разобъясню. Или вот людям нравится: поэтесса нежная под любовником стонет и в то же время продумывает, как через полчаса его, болезного станет в ванне расчленять, потому как заказ получила. В целом, работка не пыльная. Сижу в тепле, никого не трогаю и творю. Жить ведь надо, на что-то.
- И что это тебе дает, Наталья Кристи?
- Издеваешься. Не так уж густо – тысченки две-три баксов в месяц набегает, смотря по сезону.
- Ого… - Федя присвистнул. – Мне бы так. И сейчас работаешь?
- Не-а, в первое время, как со мной беда случилась, не до писанины было, сам понимаешь. В последние недели, правда, пробовала несколько раз, но ничего не выходит, хотя заказы еще есть. Чудно как-то за компьютером с одной ногой сидеть – упора нет привычного слева, а правая ножка устает и все норовит сама на коленку лечь, которой нету больше. Мысли только о том, какая я стала. Ничего другого и в голову не лезет. – На глаза сами собой набежали слезы.
Федя всполошился, подсел рядышком и тепло обнял за плечи: «Да, пройдет это, девочка моя. Не плачь. Просто еще мало времени миновало, привыкнешь помаленьку».
- Утешил – называется! Не привыкла де мол с одной ногой жить! Ты это по глупости или нарочно? – Голос срывался на рыдания. – За что мне такое?
- Ну, ну, не надо, успокойся. Никому не дано знать вышний промысел – может, у тебя отнято за несправедливо приобретенное в прошлой жизни. Или - Бог взял, чтобы дать тебе взамен большее. Не нам судить.
- Чего это он мне дал большее? Уж не тебя ли? – Не удержалась я.
- Никто не знает. Почему нет? Может, тебя за грехи прошлой жизни вообще изничтожить надо было, но провидение смилостивилось и всего-навсего взяло ногу и дало меня. В назидание, так сказать, на будущее. Но, согласись, что ты со временем все увереннее и увереннее себя с одной ножкой чувствуешь. Помнишь, как неловко на костылях ходила, когда мы познакомились? А сейчас - словно газель, какая, прыгаешь, не угнаться. За компьютером же в протезе работай, вот и перестанешь думать про свою потерю.
- Думаешь, не пробовала? Ничуть не легче! – Я совсем разревелась от горя и острого желания, чтобы он меня пожалел. – Культя ненавистная зудить начинает в протезе, и не почешешь ее, подлую никак! А эту железяку снимать-одевать, знаешь, какая морока! Тебе бы так, тогда понял.
- Ну не плачь, Наташенька, родная….. Потерпи. Ты же у меня сильная. – Он принялся мягко гладить культю, и на этот раз я ощущала излучаемые им не только эротические желания, но теплоту и искреннее сочувствие. – Вы с ней просто еще не привыкли друг к другу, не изучили. Она же совсем маленькая, нежная…., как ребеночек… Не умеет еще ничего, не понимает откуда на свет появилась и почему, вот и капризничает. Думаешь, ей самой легко? Не обижайся на нее, а люби. Вам вместе еще долго-долго жить. И она тебя полюбит, помощницей станет. А я вас обеих буду любить крепко-крепко, как смогу.
Как ни странно, но белиберда, которую он нес, а главное – искренняя жалость и идущая от сердца сочувственная теплота постепенно меня успокаивали. – Да…, не обижайся… Тебе легко говорить…- Я шмыгала по-детски носом, прогоняя остатки слез, и лепетала сбивчиво. – А чего она такая противная? Болит всегда не вовремя, назло мне! И протезом нарочно плохо управляет, я знаю, знаю - нарочно. Болтаться только может под юбкой впустую. Вот!
- Не виновата она нисколечко. Еще не научилась. Необразованная. Ты не злись, а лучше ласкай ее бедненькую почаще, тренируй, воспитывай. Вон она, какая у нас маленькая, изрезанная вся.
- Маленькая, а - вредная. – Из упрямства не уступала я. – И некрасивая получилась, дряблая, уродливая (понятно, что я уже почти успокоилась и по бабьи напрашивалась на комплименты).
- Да, ну тебя, дура тупая! – Бурно возмутился честный Федя (а мне только того и надо было). – Не понимаешь ничего в культях, так помалкивай.
Я заикнулась было ехидно, что уже он-то большой специалист по этим делам - сама, мол, видела, но вовремя сдержалась, давая Феде возможность дальше развивать любимую тему.
- Как же она может быть уродливой? Она просто другая! Знаешь сколько всего в ней скрыто?
- Чего же такого в ней особенного? Не выдумывай. Кусок кости, жир, мясо и шкурка помятая. – Заводила я его.
А он, аж, захлебнулся от возмущения, вскочил с места и забегал по комнате, безуспешно пытаясь выразить одолевавшие чувства. – Знаешь, она какая…!? Да, она….она….
- Ну, какая?
- Возбуждающая! Страстная! Красивая! Таинственная она, если хочешь знать! Элегантная!…И…и…. умница - не то, что хозяйка! – Федя тыкал пальцем в направлении ничтожного бугорка, оставшегося от моей левой ноги, который, казалось, чувствовал похвалы и раздувался от самомнения.
- Давай махнемся, Федюня. Забирай это чудо природы, а мне – свою ходилку отдай. Язык не поворачивается это ногой называть, но сойдет.
- Никакой в тебе романтики нету, Наташка. – Федя, казалось, подустал и плюхнулся рядом.
- Романтики во мне до хрена, хоть залейся. Ног, вот, только не достает.
Именно в этот день Федя и уговорил меня начать писать рассказики про одноногих женщин. Я уже знала от него про мужиков «девоти» и вволю налюбовалась на соответствующие фотографии и фильмы в Интернете. Никакого особого впечатления они на меня не произвели. Подумаешь! Бабы за деньги и не такое показывают. Правда, по глазам некоторых из них можно было угадать, что снимались на пленку они перед любовниками и, показывая свои культи, заводили мужиков. Обычные женские повадки – возбуждать партнеров тем, что имеешь. И я точно также Федю соблазняла, когда всерьез, а когда для собственного удовольствия. И в эти моменты культя совсем не казалась мне уродливым и печальным признаком инвалидности.
Однако мысль о бумажных фантазиях на эту тему показалась, хотя и нелепой, но забавной: «Неужто, ваш брат и от писанины про ампуташек заводится? И кто-то специально пишет?»
- Полным полно, - горячо заверил Федя, - больше, конечно, на английском. Да, я тебе хоть сегодня пошлю, почитаешь. Чепуха, правда, сплошные выдумки разгоряченных мужиков. Я и сам пробовал корябать, но потом без стыда смотреть не мог. А вот, если ты изобразишь, - он окинул взглядом мой неполный нижний этаж, - то это совсем другой коленкор. Это - настоящее!
- Хм…хм…не городи ерунду.
- Нет, правда, Наташка попробуй. Главное, это тебе поможет снова творить за компьютером. Как только запечалишься, так и начеркай, что-нибудь про вашего брата. Отвлечешься немного, забудешься и снова за главную работу – бабки зашибать.
- А ты станешь моим музом.
- Натурально стану. И музом, и читателем, и критиком. Представляешь, из первых рук узнать о чувствах женщины ….хм…хм… - От замялся.
- Без ноги. – Так и говори, садист. – О чувствах одноногих женщин. Правильно? О том, что испытывает женщина, потеряв на всю жизнь ногу? – Пришла я на помощь.
- Ну, почему уж сразу на всю жизнь. Тыщу раз говорил, что медицина обязательно научиться каким-то манером их возвращать. Может, завтра уже и появится в газетах сенсация.
- Ага, появится! Не смеши меня. Они волосы на лысину не могут вернуть, а ты – ногу.
Короче, как ни смешно, но я стала находить в этом предложении некую щекочущую изюминку, интересный способ самовыражения и возможность, как исподволь жаловаться любимому (Федьке, конечно), так и красоваться перед ним. Ну и, конечно, рука соскучилась по перу.
В тот же вечер, выпроводив Федю, я уселась за комп без привычного уже чувства тоски и даже с некоторым интересом – что получится? Кстати, Федя напоследок показал себя в своем обычном амплуа. Он протянул обе руки, помогая встать, потом, наобнимавшись, стал медленно отступать в прихожую, вынуждая меня скакать вслед за ним. Я уже понимала, насколько это возбуждает подлеца, поэтому не особо протестовала, приговаривая только: «Ой, упаду сейчас, Феденька. Не спеши». При этом моя глупая культя самопроизвольно тянулась к полу в поисках опоры и спазматически дергалась, как бы от отчаяния или страха.
От всего этого любовник совсем озверел и, чтобы не выходить из квартиры в чрезмерно мужской готовности, отлип от меня и присел для успокоения перед дверью на корточки. Я же, чтобы потешить женскую сущность и еще напоследок омыться в волшебной эманации, тут же принялась охорашиваться перед зеркалом - начала, естественно, с прически и лица, затем оправила грудь, покрутила попкой и перешла на культю. Подвигала ею туда-сюда и давай с завернутой брючиной возиться: «Федюнь, а чегой-то культя у меня, вроде, длиннее становится? Как тебе кажется? Честное слово, длиннее. Ты, смотри-ка!». Я полностью раскрутила штанину, которая упала вниз в безнадежной пустоте. «Глянь, милый. Раньше она эвон где заканчивалась, а сейчас почти на вершок выросла. И тяжелая такая стала, горячая! Глянь! Если такими темпами дело пойдет, то к утру, глядишь, и коленка новая прорежется. А через пару деньков и вся ножка объявится. Федь, а Федь, …..а, не дай Бог, вдруг кривая вырастет! Ты меня тогда разлюбишь, да?».
Я попрыгала еще перед ним, кокетливо потряхивая пустой штаниной. «Поцелуй уж меня последний разок, Феденька….в одноногом варианте». Федя, ровно вепрь какой кинулся и чуть не разодрал мне брюки. А я до сих пор горжусь, что устояла (морально) и сумела-таки вытолкать его в дверь.
С приятным чувством женщины, которую столь явно желают, я, напевая, привела перед зеркалом в порядок личико, волосы, заново аккуратно завернула пустую брючину, устроив уютный карманчик для своей неизменной спутницы, допрыгала за костылями и уселась за рабочий стол. Чего же мне написать?


Скучно, господа... :gluk:

User avatar

Serafim
Старожил
Posts: 843
Joined: 16 May 2017, 17:50
Reputation: 824
Sex: male
Location: Россия
Ваш Знак зодиака: Рак
Has thanked: 542 times
Been thanked: 1449 times
Gender:
Russia

Re: Поиск рассказа

Post: # 12323Unread post Serafim
03 Oct 2017, 15:09

Первый рассказ на заданную Федей тему так и остался неоконченным, так как на ум сразу пришла Валька. Несколько лет назад эта ощипанная сучка нагло соблазняла……(впрочем, это к делу не относится), в отместку я принялась с удовольствием лишать ее конечностей в разнообразных вариантах. Начала с ноги: эта бесстыдная тварь спешила в темноте на блядки к одному глупому мужику и оказалась справедливо сбитой машиной. Причем за рулем сидел тот самый ее несчастный хахаль. Любовник выпрыгнул из машины и смотрит – перед ним валяется без сознания Валька. Он ее на заднее сиденье затащил, подъехал к задам какой-то задрипанной больницы, там выкинул на тротуар и уехал (думал, быстро подберут и в палату). Ну, а народ известно какой – охота им с пьяной бабой возиться. Полежала Валечка, отошла, оклемалась чуток и попробовала встать, а ножка-то поломанной оказалась и - хрусть совсем развалилась. Просыпается Валюша в больнице и думает: какое-то со мной странное приключилось приключение и я не смогла повидаться с М. (видали, какая наглость – это у них «повидаться» называется!). Надо бы ему быстренько позвонить объясниться, а то обидится, что не пришла. Где у них тут телефон? Сползает Валечка с кровати, охая от ушибов, встает босой ножкой на пол и только тут замечает, что ходить-то ей больше нечем. Я сладострастно хихикала, описывая ее ощущения, но тут же пришел на ум и еще более обидный случай.
Ножка у Валентины не очень пострадала, ее благополучно заклеили и поместили в гипс. Но, на беду в палате лежала вторая пострадавшая с травмированной ногой, которой как раз на это распрекрасное утро была запланирована ампутация. Безалаберная сестра, которой велели привезти пациентку в операционную, не долго думая, молча перевалила Валю на каталку и быстрым ходом доставила к хирургам. Там ее скоренько усыпили и сделали плановую операцию. Самое интересное, что пока Валю на всю жизнь калечили, приехал наконец-то запоздавший медицинский светило, осмотрел ту пациентку, отменил ампутацию и оперативно вылечил ее чудо-лекарством. Уж так потом эта счастливица благодарила Валю, от души благодарила и при выписке вручила коробочку конфет и открытку с пожеланиями «скорейшего выздоровления».
Понятное дело, от Вали отвернулись все ее любовники (не нашлось среди них девотиков) и ее поперли с хорошей работы. Пришлось идти служить на производство, где она (известная всем бестолочь) сунула правую руку в механизм. Ковыляет она по улице на одном костыле, с пустым рукавом, без денег и думает: да на хрена такая жизнь нужна. И шасть под проходящий трамвай. Но и тут ей не повезло - поскользнулась неудачно и трамвай переехал колесом только ее костыль и оставшуюся ножку.
Тут уж мне ее стало жалко, я содрогнулась от ужаса, смилостивилась и дала Валентине непьющего безногого мужика в спутники дальнейшей жизни.
Как хорошо человеку, иметь ногу и обе руки – говорила я себе, пока шла на кухню на костылях и готовила там ужин. Возьмешь костыли подмышки и идешь себе спокойно, куда хочешь. Можно и всего с одним костылем походить, тогда рука освобождается. Ничего страшного, что пока хорошо не получается - шаги выходят судорожные, скачками. Время есть, научусь. Или, вот захочу – искусственную ножку прицеплю, - я с любовью поглядела на прислоненную к дивану стройную красавицу, которая, казалось, так и завлекала культю внутрь своей изящной полости. Я захихикала от пришедшего в голову пикантного сравнения: культя смахивает на мужской орган, а зев протеза тогда, сами понимаете, на что похож. Выходит, когда я прилаживаю искусственную ножку и хожу на ней, мы занимаемся любовью? Забавно получается, однако. Я отбросила костыли и доскакала до протеза. Где же этот чехол для культи? Ага - в спальне. Ой, а брюки-то забыла снять. Я, подпрыгивая от нетерпения и для сохранения равновесия, стащила брюки и в нарастающем сексуальном возбуждении заскакала в спальню, держа протез под мышкой. Потом остановилась – а чего я, собственно прыгаю, дура? Поставила протез на пол и, опираясь спиной о стену, вывинтила клапан, медленно всунула культю в завлекательное отверстие и подвигала ею туда сюда, как поршнем или …... Пластиковая гильза протеза вначале холодила кожу культи, но вскоре радушно потеплела и я, придерживая протез рукой, чтобы не отвалился, медленно заковыляла по коридору. Этот процесс «ходьбы» стал еще более напоминать любовный акт - культя мерно двигалась внутри приемной полости. В голове слабо мелькнуло – господи, да что же это твориться; неужто, я протез трахаю; совсем тронулась, Наташка; уймись, ненасытная, сейчас же прекрати! Но совершенно необычные эротические ощущения оказались куда сильней трезвого рассудка – культя, казалось, твердела и увеличивалась в объеме, в то время как пространство «между ног» наливалось знакомым жаждущим жаром. Короче, я была одновременно и мужчиной и женщиной, еще почище, чем при мастурбации. В возбуждении я пошла быстрее, усиливая напор культей до тех пор, пока ее не пронизала боль – защемились какие-то мясистые складки.
В спальне я одела протез уже по настоящему – стоя обтянула культю длинным белым чехлом, просунула его пустой конец через отверстие для клапана и с натугой протащила через узкую дырку, вытягивая и разглаживая мягкие ткани культи внутри приемной полости. Затем ввинтила клапан, оторвала протез от пола и слегка потрясла, чтобы проверить, прочно ли он держится вакуумом на культе. Все это я проделывала не столько для того, чтобы «нормально» идти на протезе, сколько с тем, чтобы вновь испытать щекочущие эротические ощущения. И я не разочаровалась – ходьба на прочно привязанном протезе вновь стала приятно возбуждать меня. Несмотря на то, что амплитуда поршневых движений культи стала намного меньше, появилось новое ощущение, добавляющее сексуальной остроты. Когда протез упирался в пол, и я переносила на него тяжесть тела, притяжение культи к протезу за счет вакуума почти исчезало, казалось, протез ничто больше не держит и культя тотчас выскользнет из приемной гильзы. Однако, стоило мне чуть оторвать протез от пола, как сила притягивающего вакуума вновь возникала, словно по волшебству. Протез как бы делал любовный «засос» культе, не желая выпускать из своего горячего чрева. Не знаю, испытывает ли нечто похожее мужской ч*лен в ходе акта любви, но мой собственный ротик ведет себя иной раз точно таким же образом (конечно, не по отношению к культям, сами понимаете).
В общем, я с удовольствием походила по квартире, насыщаясь новыми чувствами, и только тут обратила внимание, что протез вдруг стал очень послушным и я хожу-то совсем свободно! И забыла даже про трость!! Вот это да, выучилась вдруг ходить на протезе! Что за чудеса!? Понятно, что я вдвойне обрадовалась и тут же загорелась желанием выйти на люди, похвастаться, как замечательно я хожу, да и просто показать, как я хороша! На этот раз подготовка к выходу в общество заняла у меня гораздо больше времени, чем раньше. Любая женщина поймет меня и согласиться, что перед выходом нужно не просто сделать прическу и лицо, а еще и подобрать наряд к протезу. После многих проб я выбрала, условно говоря, нарядно-спортивный стиль: легкие и свободные вверху брюки (маскируют верхнюю грань протеза под ягодицей, которая, к сожалению, хорошо видна в обтягивающей одежде), блузончик, выгодно подчеркивающий грудь, мягкие туфельки почти без каблуков (увы, высокие каблуки мне заказаны) и, понятно, всякие бусы-кольца.
Раскрасневшись от удовольствия и предвкушения, чего-то хорошего, я для пробы медленно прошлась возле дома и невольно пожелала встретить какого-нибудь смелого девотика (Феденька, прости, никакой измены и в мыслях не было, просто пофлиртовать женщине захотелось, покрасоваться немного. Ты мне, гад такой, даже телефона своего не оставил. Вот, и будешь знать в другой раз, как бросать женщину!).
Свежий вечерний воздух, приятно остужал разгоряченные легкие и бьющееся от возбуждения сердце, я почти парила в наслаждении от легкой ходьбы и сопутствующих нескромных ощущений. Ножка идеально подчинялась движениям культи, казалось, она даже предугадывает ее желания, как опытная любовница в постели. Вскоре встретилась симпатичная мне соседка по дому, Татьяна, мы с удовольствием расцеловались и пощебетали немного на нейтральные темы. Пока стояли, я заметила, что мышцы культи несколько раз нетерпеливо содрогнулись, ей явно хотелось еще ходить и любовно гладить изнутри свою партнершу. Я начала переминаться с ноги на ногу, чтобы этими небольшими движениями дать возможность им активно пообщаться, но культя хотела большего, она даже дернулась вперед, словно говоря: «Ну, пошли, пошли, чего встала?»
- Может, пройдемся немного, - предложила я.
Таня охотно согласилась, - Я так рада Наташа, что ты прекрасно выглядишь – вид цветущий и настроение прекрасное. Я раньше подходить к тебе и Мише опасалась – больно уж вы казались печальными. Затем она, испугавшись, что затронула неделикатную тему, перешла на обычные сплетни. А мне–то хотелось наоборот поговорить о «ноге» и услышать восхищения типа: «Ах, как ты ловко стала ходить, Наташенька. Расскажи, как научилась?». Я уловила момент и выразила комплимент по поводу ее милого платьица, потом добавила: «Какой вечер теплый. Я тоже сегодня платье хотела одеть, но жарковато что-то».
- Так, ведь в брюках еще жарче, - не врубилась Татьяна.
- Видишь ли, с платьем я теперь должна обязательно колготки носить или чулки. – И добавила, любуясь ее недоумением. – Цвет у протеза какой-то неестественный, приходиться закрывать чем-то. А под брюки я только гольфики надеваю.
Таня явно обрадовалась смене разговора, ей, наверняка, было любопытно выяснить мое состояние. - Совсем и незаметно, что там протез.
- Ой, не льсти мне. За тысячу километров видно. Еле-еле ковыляю. – Набивалась я на комплименты.
- Нет, нет – правда незаметно. Слегка только и прихрамываешь. Не знала бы – никогда не сказала, что одной ножки нет. - Она от испуга прикусила язык.
- Брось стесняться, Тань, свои люди. Конечно, нет ноги. Но я уже привыкла, куда денешься? Учусь, как говориться, жить заново. – И я не без труда состроила подобающую бедной калеке жалобную мину.
- Я тебе так сочувствую, Наташа. Может, ты устала? Давай, в кафе посидим?
Я охотно согласилась, мы зашли в уютное кафе и уселись за столик напротив друг друга на удобные диванчики. Приятная обстановка, слабый оранжевый свет и тихая музыка, все способствовало расслаблению и душевным разговорам. Культя, похоже, устала чуток от работы и любовных утех, размякла и тоже была не прочь передохнуть. Сейчас она, мерзавка этакая, не зудила и не чесалась под оболочкой протеза, ей вовсе и не хотелось наружу из своего уютного гнездышка. Вдохновленная успехами в ходьбе, я в эйфории даже попыталась положить неживую ножку на колено настоящей. Но не тут то было – культя задергалась изо всех сил, но смогла только на чуть-чуть оторвать от пола пятку. Пришлось мне поднимать протез руками. Таня, конечно, обратила внимание на эту процедуру и тут же принялась утешать: «Ты такая молодец, Наташенька, так быстро учишься. Неделю примерно назад тебя из окошка видела, так, представь, чуть не расплакалась от жалости. А сегодня я за тобой еле угналась. И протез миленький, совсем как ….- Таня опять замялась, - В общем, и не скажешь, что протез.
- Если бы, - Вздохнула я, прикончив первый коктейль, - Смотри, какая коленка некрасивая. – Я огладила брюки на колене. Уплощенный в согнутом виде шарнир протеза, действительно, мало напоминал округлую женскую коленку. - С ним и далеко не все оденешь. - Я с почти натуральным горем так шлепнула по жесткому пластику бедра, что разбудила культю и та заворочалась внутри.
У Татьяны округлились глаза, - Так он у тебя до…до самого верха доходит. И…и от ножки совсем ничего не осталось?
- Как это не осталось? Обижаешь. Культя примерно вот здесь кончается, - я черкнула ребром ладони по искусственной ляжке.
Таня недоуменно приподняла на мгновение брови, пока до нее доходило значение малознакомого слова. Потом задумчиво закивала головой, глядя на меня уже каким-то иным, изучающим взглядом. Казалось, она задумалась, а что теперь, собственно говоря, представляет собой ее подруга? Как будто, наличие непонятной «культи» сделало меня иной, чем обычная женщина, перенесло в какую-то неведомую категорию. При этом в ее голове, естественно, сразу возникла связка «новая я – мужчина».
- Чего удивляешься? – Оборвала я ее скачущие мысли. - Неужели не видела никогда, что от ноги у людей остается после ампутации.
Танюша пожала плечами, - Ну…, видела на улице мужчин на костылях, но как-то не задумывалась, что у них там. А с женщинами, мне кажется, никогда не встречалась.
- Вот и я также – «не задумывалась и не встречалась», пока личной культей не обзавелась. Но ты не пугайся, она не так уж страшно выглядит.
- Что ты, что ты, я и не думаю…. Ну и пусть… культя. От нее твоей красоты не убудет. Подумаешь…Чему она мешает? Да и не видно совсем – маленькая. – Лепетала сбивчиво Таня, совсем уж не зная, чего еще говорить по поводу этого странного предмета. – Давай, еще по коньяку возьмем?
Размякнув, Таня перешла на наиболее волнующую тему. – Главное, что Михаил порядочным мужиком оказался. Слепому видно, как он тебя любит и …..(Таня хотела произнести «жалеет», но вовремя остановилась).
- Да, с Мишей мне повезло, - вывела я Татьяну из затруднения.
- Вот и я говорю! А судя по цветущему виду, у вас и с остальным все в полном порядке. Не так? – Таня, игриво подмигнула мне сквозь дым сигареты. – По-моему, даже лучше, чем раньше.
«Вот, что значит зоркий женский взгляд! Сразу просекла мою сексуальную удовлетворенность», подумала я, - Но не рассказывать же ей про Федю и сегодняшние любовные игры с протезом. А как хочется поделиться приятным! Пусть бы позавидовала.
- Ты права, Танечка. Между нами говоря, Миша свой долг супружеский даже лучше исполняет, чем до моей ампутации (что было истинной правдой, если не считать его прохладного отношения к культе).
- Конечно. Так и должно быть, - с убеждением проговорила подруга.
- Это еще, почему?
- Ну, как же? Мужикам в любви всегда нужно разнообразие. Вот ты ему и показала нечто новенькое.
- Может быть, может быть…. Ладно уж поделюсь по дружбе. Сказать по правде, он жутко возбуждается от того, что у меня одна нога всего, - я не вытерпела и решилась на маленькую мистификацию - изобразить Федю под видом мужа. – Представляешь, как вернется с работы домой - первым делом непременно трахаться, а потом просто отлипнуть не может, так и таскается за мной по квартире, таскается и лапает, и вечно с протянутым членом. Только зазеваешься, глядь – он снова там. Я уж не знаю, куда деваться? В постель боюсь ложится. Не высыпаюсь совсем. – Я тяжело вздохнула, любуясь произведенным впечатлением. – Не знаешь, может какие средства успокаивающие есть?
Заинтригованная моим рассказом Таня ошарашено помотала головой.
- А о культе и говорить нечего. – Продолжала я делиться горем. – По квартире хожу на костылях и только одна мысль – как бы его случайно культей не задеть. От нее он почему-то просто звереет, совсем невменяемый становится. Знаешь, сколько трусиков порвал? Ох…разорение. По десять раз на дню готов, как кролик, прости господи….. В ванне три раза защелку срывал на двери…
Красивые глаза Тани чуть лезли на лоб и дико вопили от восторга и возбуждения: «Если даже и пятикратно привираешь, то ты счастливица, Наташка! Дал же Бог счастья людям!»
- Я уж ему и так и сяк – угомонись, Миша, потерпи денек. Здоровье потеряешь. Ведь ни есть ему больше не надо, ни пить, а одно только на уме, - продолжала я добивать соседку. – В квартире при нем чуть ли не в чадру до пят закутываюсь. Пробежать голенькой, как раньше, или в халатике, каком легком – не моги и думать. Тут же стопчет. В гости с ним не сходишь, ни просто даже прогуляться – при всех под юбку лезет, маньяк. Все тело в синяках. И за что мне такое несчастье?
Меня чуток развезло от выпитого и несло, как Хлестакова, все больше и больше, и я сама уже верила в эту чушь и приходила в возбуждение. Таня тоже, судя по всему, сексуально разгорячилась от нарисованных картин и, чтобы смочить пересохшие губы, все прикладывалась и прикладывалась к пустой рюмке.
- Ой, не могу, как ты меня завела, Наташка. Так и тянет бежать к своему кролику! – Таня вздохнула, откинулась на спинку дивана и развела ноги. – Только - какой он кролик! Так…по большим праздникам разве. Честное слово, если мужики таким манером на одну ногу клюют, поменялась бы с тобой, если бы не сын.
- А что? Могу устроить. Теперь у меня в тех кругах близкое знакомство. Чик – и готово. Тебе, какую ножку оставить – правую или левую?
- Давай, левую – для симметрии, - весело рассмеялась Татьяна, - будем тогда туфельками лишними делиться. Только надо сначала поглядеть, как оно в натуре выглядит – культя и прочее.
- Какие дела? Пошли ко мне, покажу.
Вот так, возбужденные и пьяненькие мы оказались у меня дома. В гостиной я плюхнулась на диван, стащила брюки и, сняв протез, оказалась в своем, так сказать, естественном облике. Отставляя протез в сторону, я любовно провела рукой внутри его приемной полости, с удовольствием ощущая влажную теплоту. Культя также оказалась покрытой интимной испариной. «Умаялись, бедные…. Натрудились, мои добрые... Отдыхайте…» - с нежностью бормотала я. Татьяна расширенными глазами таращилась на мои манипуляции.
- Вот мы и готовы! - я вскочила с дивана и закружилась на одной ножке. Сейчас я совсем не ощущала себя одноногой женщиной в смысле того, что я потеряла некогда одну ногу. Я была одноногой, как бы изначально, как все нормальные люди на земле. И болтающийся слева кусочек плоти представлялся вовсе не обрубком ноги, а был постоянной принадлежностью тела, как груди и все остальное. И мне во сне привиделись две ноги, и эти гнусные больницы, боли, и дурацкое слово ампутация. Чего ампутация? Где ампутация? Ау..! У меня все на месте! И я с удовольствием демонстрировала свою красоту, здоровье и полноту счастья любимой женщины. А прыжки выглядели не вынужденной необходимостью, но – естественным для человека средством передвижения. Хотелось дурачиться, кружиться, танцевать, еще больше напиться. Я легко, как бабочка, допрыгала до музыкального центра и врубила какой-то диск.
- Как я тебе? – Блузка полетела в сторону, и я осталась лишь в бюстгалтере и трусиках.
- Господи, да ты на двадцать лет помолодела! И фигурка - какая стройная! Царица! Царица!
- Давай танцевать, Танька! – Я протянула руки, и мы с визгом закружились в ведьминском хороводе. Потом Татьяна вдруг подогнула ножку и запрыгала, как и я – на одной, но скоро не выдержала и, тяжело дыша, рухнула на ковер.
- Ой, сдаюсь, Наташенька. Дай чего-нибудь попить.
Я проскакала к бару и вернулась, держа в руках две бутылки - коньяк и шампанское. На ходу бросила, – На, открывай, - и вернулась за бокалами. Пока прыгала туда сюда, еще раз полюбовалась собою в зеркале: «До чего, действительно, стройная девочка! Словно тростинка или свеча подвенечная!» Вся в поту свалилась рядом с Таней, вытянув ножку, - Наливай!
Глотнув шампанского, Татьяна погладила сверху мое распластанное короткое бедро, - Это и есть культя? Мягкая какая. – Ее тонкие пальчики принялись расправлять и гладить смявшиеся рубцы, - Не больно тут?
- Прекрати, - вскипела я. - И ты туда же! Чтобы больше этого не слышала! Ни хрена, ни больно! Поняла?
- Наташ, а когда без протеза, ты так и прыгаешь все время по дому?
- Чегой-то? У меня костыли красивые есть. – Я рывком встала, покачалась мгновение, ловя равновесие, и поскакала искать костыли.
- Смотри, - через минуту хвасталась я, - Видишь. Изящно хожу?
- Классно! Дай попробовать. – Таня всунула руки в обручи коротеньких костылей, подогнула правую ножку и неловко заковыляла по квартире. Видно было, как от напряжения дрожали ее плечи, а ладони судорожно, до боли стискивали пластик рукояток. – Ой, как тяжело?
- Подожди, я тебе другие дам.
На длинных костылях Таня чувствовала себя поуверенней, но то и дело опускала на пол правую ногу: «Нет, так не пойдет. Хочу, как у тебя, чтобы по настоящему». Я схватила какой-то поясок и туго перевязала ее согнутую в колене ногу: «Вот это по настоящему – теперь до пола нечем дотягиваться. Пойдем, квартиру покажу». Взяла вторую пару костылей и мы пошли рядышком.
- Страшно как, без ноги, - пыхтела Татьяна, глухо топая наконечниками костылей в пол, - Без костылей - точно упаду.
Мы остановились перед зеркалом, и Татьяна с жадным любопытством принялась разглядывать свою фигуру с одиноко торчащей из под юбки ногой: «И это, правда, мужикам нравится?». На глаза навернулись слезы. Вдруг ее обуял ужас, она замотала длинной «культей» и почти завопила, - Нет, нет, отвязывай сейчас же. Уже стоя твердо на полу, она обняла меня: «Извини, Наташа, мне показалось, что ножка сейчас взаправду исчезнет, и я на всю жизнь такой останусь». Она, совсем протрезвев, хлюпала носом, уткнувшись в мое плечо.
Скоро мы и распрощались, поклявшись друг другу в глубоком уважении, вечной дружбе и совместных действиях против происков подлых вражеских баб.
А я перед тем, как свалиться в постель, присела за компьютер и под влиянием спиртного и пережитого настроения мгновенно настрочила следующую историю.
В одной счастливой стране в тридевятом царстве существовал древний-древний обычай - перед свадьбой невесте ампутировали одну ногу выше колена. Жила-была некогда богиня Девотелла, которая в битве со злыми богами за счастье трудящихся потеряла ноги. И с незапамятных времен каждая женщина считала святым долгом и честью компенсировать богине ее потерю.
Собственно, свадьбы проходили в два этапа. Вначале счастливая невеста в окружении ликующих родственников ложилась на стол, раскрашенный сценами битв Девотеллы, и выпивала кубок со священным наркотическим напитком. Выбранную заранее ногу покрывали замораживающими благовонными мазями, и все торжественно замолкали, выслушивая свадебные аккорды церковного оркестра. Саму операцию виртуозно производили одноногие женщины-жрицы, но первый надрез на бедре обязан был сделать жених, определяя длину будущей культи. Формально это считалось прерогативой жениха, и невеста не имела права знать, какого размера культю она будет иметь. Но на практике данный вопрос решался заранее после долгих споров и обсуждений в семейном кругу и с учетом фамильных традиций.
Невеста выздоравливала неделю-две (за тысячи-то лет научились). За это время отрезанную ногу бальзамировали специальными составами, украшали цветами и, по возможности - драгоценностями, на что и уходило приданое семьи жениха. Рано утром, в день окончательной свадьбы жених в одиночестве входил в комнату невесты, снимал с культи бинты и вручал ей первые в новой жизни костыли. Костыли те, надо сказать, тоже были, как правило, не дешевы – их делали из драгоценных пород мастера-краснодеревщики, и пользовались потом ими только в самых торжественных случаях.
Незамужние подружки и родственницы украшали невесту и одевали в белоснежные одежды, и та шла на венчание впереди свадебной процессии на новеньких костылях. Затем она должна была в полном одиночестве подняться по семидесяти семи ступеням специального для невест входа в храм уже без костылей, держа в руках украшенную ногу. Жрецы храма, жених, родственники и просто зеваки стояли вверху лестницы и внимательно наблюдали за невестой. Прыгать по широким каменным ступеням, выщербленным тысячами поколений женщин, было, конечно, нелегко. Если невеста спотыкалась один раз – то было плохой приметой, если более трех раз – жених имел право отменить свадьбу. Поэтому заботливые мамаши еще с детства учили дочек прыгать на одной ножке и подолгу сохранять равновесие.
Наконец, запыхавшаяся невеста достигала входа и с поклоном вручала жрецу свою бывшую ногу, а тот – торжественно устанавливал свежую жертву у алтаря богини. В храме было запрещено пользоваться костылями, поэтому все замужние женщины и жрицы передвигались прыжками (исключение делали лишь для старых и беременных женщин – им выдавали особые каталки). После положенных молитв и песнопений перед алтарем, жених и невеста целовались, клялись в вечной любви и рука об руку отправлялись на свадебный пир, откуда невеста и запрыгивала на брачное ложе.
Набальзамированную ногу после свадьбы из храма забирали – она становилась святым символом и вечно хранилась в семье. Считалось, что чем больше пра-пра-бабушкиных ног семья накопила, тем она (семья) - более благородного происхождения. Бальзамирование отличалось столь высоким качеством, что ноги вечно сохраняли свое девичье, как правило, изящество и упругость кожи. Многие зрелые матроны, стирая со своих ножек пыль, вздыхали, печалясь, о том, как безжалостно быстролетящее время забирает красоту и приносит целлюлит. И не один мужчина, поглядывая на бывшую женину ножку, поскрипывал в тоске зубами, вяло лаская рыхлую ляжку супруги и разжиревшую до неприличия культю. Частенько в их безвольные головы закрадывалась мыслишка: «Эх…что бы мне, дураку, тогда ножиком под корень не полоснуть, наплевать на мнение родственников. Не имел бы сейчас под боком этого расплывшегося пудового монстра». В случае развода жена забирала ногу с собой (но без приданого). При последующих браках выполнялся только второй этап свадебной процедуры, и доверчивой богине всучивали ножку, так сказать, «сэконд хэнд» качества.
Таким образом, одноногое состояние было естественным для взрослого женского населения этой замечательной страны. Лишь смешные старые девы ковыляли без костылей. Да еще - презираемые проститутки ублажали редких мужчин-извращенцев в тайных борделях и залах для непристойных танцев.
В остальном эта страна ничем не отличалась от других государств - так же бурлила общественная жизнь, менялись моды на способы воровства, в экономике происходили спады и подъемы, чередуемые удачными и проигранными войнами, и боролись между собой различные религиозные течения. Среди последних некогда выделялась одна многочисленная и особо фанатичная секта «универсалиев».
Основатели и служители секты утверждали, что Девотелла теряла в боях не только ноги, но и руки, поэтому невесты обязаны делиться с ней, как нижними, так и верхними конечностями на выбор жрецов. Одно время эта секта набирала силу, и немало женщин шли под венец с пустыми рукавами. Однако, на состоявшемся лет семьдесят тому назад церковном соборе постоянный секретарь премьер-министра на графиках и диаграммах наглядно доказал, что экономика страны на каждой женской руке теряет в два с половиной раза больше тугриков, чем на ноге. И, ежели «ручная» тенденция станет возрастать, то отчисления государства в доходы церкви к глубокому сожалению сократятся на 54.9% в год, или в лучшем случае при низкой инфляции - на 52.4%. В общем, и этого аргумента было более, чем достаточно, но умный секретарь вдобавок еще распустил в кулуарах слух, что правительство с трудом сдерживает распубликование неких древних документов из последних раскопок, в которых достоверно доказывается, что в одном из последних боев Девотелле саблей напрочь срубили обе груди. Немедленно после этого возмущенные отцы церкви ста десятью голосами против двух воздержавшихся утвердили гневную анафему «универсалиев» и всех одноруких женщин. Громче всех эту резолюцию поддерживали сами пожилые жрецы «универсалиев», которых почему-то до сердечных спазм взволновали возможные последствия намеков секретаря.
В последнее время в стране все больше появлялось и всяких обществ феминисток-суфражисток. Одни из них бились за право женщин терять невинность до свадьбы. Представительниц этого скандального, но, в общем, безобидного течения обзывали «викторианками», поскольку они толпой шлялись по улицам, растопыривая указательный и средний пальцы в виде буквы V. В большинстве это были наивные растрепанные девицы, даже не подозревающие, что их демонстрации скудно оплачивали производители гинекологических кресел. Другие выдвигали более серьезные еретические требования – разрешить замужним женщинам носить протезы! По слухам за ними стояли серьезные пацаны из обувного бизнеса и лоббирующие их фракции парламента. Им с яростью противостояли группы традиционалисток, в центральный комитет которых входила супруга крупнейшего в стране производителя костылей. Немало пролилось крови в этой нешуточной борьбе, сломано костылей и оторвано искусственных ног (а иной раз, в женской неразберихе и - настоящих). Но прогресс брал свое, и все чаще среди стука костылей на базарах и в супермаркетах можно было услышать и характерное поскрипывание протезов. А кроме костылей, традиционно рекламируемых на женских страничках газет и на ТВ, там стали появляться образцы дорогих стильных тростей спортивно-молодежного и салонного типа.

***
Через неделю мы с Мишей оказались уже на юге. После самолета и утомительно пыльного автобуса я приняла душ и, закутавшись в полотенце, совершенно без сил рухнула в шезлонг на большом прохладном балконе, не веря, что осталась жива.
Последняя неделя выдалась - не приведи господи, и я почти и не спала. Кроме всех обычных хлопот, связанных с отъездом, прибавились и проблемы с Федей. Он по телефону требовал ежедневных свиданий, во время которых безумно страдал по поводу предстоящего отъезда и нудил: «Я знаю, это - наша последняя встреча. У меня предчувствие, что мы расстаемся навек и больше никогда не увидимся. Отдыхай, но знай, что в момент взлета твоего лайнера, меня уже не будет в живых – уж выбран мост, последняя остановка в моей несчастной жизни, с которого один путь - в бурные волны! (это в нашем-то городе, где в самой бурной речке курица не утопится)». При всем том, душевные страдания и предчувствия не лишали его аппетита, и вечерние разговоры по телефону напоминали ресторанные заказы: «А как бы нам завтра, Наташ-Ампуташ, рыбки свеженькой сообразить? Только того салата из фасоли не надо больше, от него у меня живот пучит. Придумай, чего-нибудь другое. И рыбку лучше не с картошечкой, а с баклажанами свеженькими. А я тебе мороженое захвачу и пивка холодненького».
Представляете? И я, как дура последняя, выпрашивала по телефону очередную квартиру, обманывала мужа и, бросая дела, бежала с утра за ключами, потом - на базар за «свежей рыбкой», потом готовила и…..Да, да, именно! Ждала обормота, и сердце мое по-прежнему билось, как у школьницы перед свиданием. И я, конечно, прощала ему подарок в виде куска расплывшегося месива, когда-то бывшего третьесортным пломбиром.
Ненасытный Федя, помимо любовных утех, требовал от одноногой женщины еще и ежедневных сказок про ампуташек. Насчет утех-то с моей стороны никаких возражений не было, а вот сказки приходилось писать урывками и большей частью по ночам. Так, за это время я написала ему короткие истории про дуру-врачиху, потерявшую ногу в больнице, и ставшую от этого счастливой; про одноногих мужика и бабу, встретившихся в протезной больнице. О молоденьком парнишке, который узрел, что соседнем доме поселилась девушка на протезе, и он, паршивец такой, стал подглядывать за ее жизнью в бинокль. Еще я второпях накарябала про мужика, жена которого теряет ногу в автокатастрофе, и который постепенно становится девотиком (между строк этого творения ясно просачивается грусть, что подобной метаморфозы не происходит с Михаилом). Писала я ему и занудливо-сентиментальный бесконечный роман.
Несмотря на каторжный труд, я все не могла угодить причудливому любовнику. Федя в пух и прах разносил мои творения, без стеснения обвиняя в скудной фантазии и отсутствии правды жизни (одновременно!), в несоблюдении элементарных сюжетных законов, и в явном недостатке постельных сцен. Однако по поводу описанных любовных актов он плевался еще больше, укоряя уже в безнравственности (это называется мужская логика, да?) и заодно - в безграмотности и скудости языка. При всем при том, этот наглец требовал еще и еще и даже и даже всерьез заговорил о стихах: «Слушай, проза твоя хреновата, так, может, напрягешься и чего ни-то в стихах сообразишь? Балладу, например или сонет, посвященный великолепному «Фе». А? Или «Ода костылю» - тоже бы сгодилась».
Чуть забегая вперед, сообщу, что не слишком удивилась, увидев позже в интернете свои рассказы «один к одному» под его именем. Федя в ответ на мой законный вопрос о причинах подобного поступка лишь делал невинные глаза: «Ну, ты че, Наташ, это же все между мужиками. Женщинам там неприлично казаться. Считай мое имя своим псевдонимом, и все дела».
Короче, я рада была безумно вырваться на короткое время из этого бедлама, просто лежать в тихом месте и ни о чем не думать. Интересно, что нас поселили в том же самом отеле, в котором мы останавливались три года назад. Балкон выходил на противоположную от моря сторону и почти упирался в сбегающую по склону холма оливковую рощу. Оттуда тянуло приятной прохладой, предвестницей приближающегося вечера и слышался звон просыпающихся цикад. «Господи, как хорошо!».


Скучно, господа... :gluk:

User avatar

cat_chuga
Модератор
Posts: 333
Joined: 03 Sep 2017, 10:55
Reputation: 77
Sex: male
Has thanked: 52 times
Been thanked: 267 times
Gender:
Ukraine

Re: Поиск рассказа

Post: # 12352Unread post cat_chuga
04 Oct 2017, 07:15

Serafim, продолжение будет?


Фарш невозможно провернуть назад!
И мясо из котлет не восстановишь...

User avatar

lucky
Старожил
Posts: 564
Joined: 18 Mar 2017, 13:01
Reputation: 258
Sex: male
Location: Израиль
Has thanked: 314 times
Been thanked: 662 times
Gender:
Israel

Re: Поиск рассказа

Post: # 12358Unread post lucky
04 Oct 2017, 09:36

perom wrote:
03 Oct 2017, 12:11
Давным-давно в Yahoo была группа Russian amputee story
Эта группа там и осталась, файлы с 2001 года лежат



User avatar

cat_chuga
Модератор
Posts: 333
Joined: 03 Sep 2017, 10:55
Reputation: 77
Sex: male
Has thanked: 52 times
Been thanked: 267 times
Gender:
Ukraine

Re: Поиск рассказа

Post: # 12381Unread post cat_chuga
04 Oct 2017, 12:22

lucky wrote:
04 Oct 2017, 09:36
Эта группа там и осталась, файлы с 2001 года лежат
https://groups.yahoo.com/neo/groups/AMPUTEE-RUSSIAN-STORY/
В этой группе большая часть файлов не скачивается.
Или я что-то путаю?


Фарш невозможно провернуть назад!
И мясо из котлет не восстановишь...

User avatar

lucky
Старожил
Posts: 564
Joined: 18 Mar 2017, 13:01
Reputation: 258
Sex: male
Location: Израиль
Has thanked: 314 times
Been thanked: 662 times
Gender:
Israel

Re: Поиск рассказа

Post: # 12382Unread post lucky
04 Oct 2017, 13:01

https://groups.yahoo.com/neo/groups/AMPUTEE-RUSSIAN-STORY/info - так правильнее. Ваша ссылка не работает.
Я все файлы не пробовал качать, но выборочно несколько штук скачались. Но надо зайти в Yahoo и вступить в эту группу.



User avatar

cat_chuga
Модератор
Posts: 333
Joined: 03 Sep 2017, 10:55
Reputation: 77
Sex: male
Has thanked: 52 times
Been thanked: 267 times
Gender:
Ukraine

Re: Поиск рассказа

Post: # 12392Unread post cat_chuga
04 Oct 2017, 14:24

Я в этой группе состою больше десятка лет.
Попробуйте скачать Сказка про некрасоту.doc У меня не скачивается... :(


Фарш невозможно провернуть назад!
И мясо из котлет не восстановишь...

Post Reply

Who is online

Users browsing this forum: No registered users and 7 guests