Луиза Бейкер, Out On A Leg (Без точки опоры)

В этом форуме выкладываем русскоязычные рассказы.
Forum rules
Общение только на русском языке!!!
Сообщения на других языках будут удаляться!!!
User avatar

Topic Author
Didier
Автор
Posts: 2152
Joined: 11 Jun 2017, 20:06
Reputation: 2493
Sex: -
Has thanked: 151 times
Been thanked: 4367 times
Gender:
Burundi

Re: Луиза Бейкер, Out On A Leg (Без точки опоры)

Post: # 11397Unread post Didier
16 Sep 2017, 19:28

Toujours a vous ! (всегда к вашим услугам - фр.)

Didier



User avatar

Topic Author
Didier
Автор
Posts: 2152
Joined: 11 Jun 2017, 20:06
Reputation: 2493
Sex: -
Has thanked: 151 times
Been thanked: 4367 times
Gender:
Burundi

Re: Луиза Бейкер, Out On A Leg (Без точки опоры)

Post: # 11548Unread post Didier
19 Sep 2017, 19:03

Глава IX. "Будь начеку"

Я не утверждаю, что быть одноногой - это привилегия. Конечно же это чертовское неудобство.
На протезе или на костылях, всегда приходится таскать с собой приспособление для ходьбы. "Стандартная комплектация" намного удобнее. Поэтому, путешествуя на костылях, остается убедительно ссылаться на закон компенсации. Перед путешествием в Европу я ни в каком смысле не была сезонным переселенцем, однако предпринимала несколько поездок в разные районы страны в пульмановском вагоне. Из опыта я знала, что никто не тратил столько денег на обслуживание, зрелища и развлечения, как я. И когда я собиралась совершить свой большой тур из Соединенных Штатов на континент, у меня не было ни малейшего опасения, что я проведу время плохо.
И пассажиры, и железнодорожный персонал всегда парили надо мной, словно ангелы-хранители.
Правда, избыточное внимание расстраивало меня, - иногда буквально. Пульмановские носильщики, благородное племя, в любезной готовности помочь выйти из машины или встать с их рук без пагубных последствий, буквально выдергивали из-под меня костыли. Когда они кооперировались с проводниками, выгружая меня, - вдвойне эффективная команда, - они могли действовать воистину
разрушительно. По одному с каждой стороны, они хватали меня за руки или за костыль, что часто
нарушало равновесие. Я всегда чувствовала себя безопаснее, спускаясь с подножек или с лестниц
самостоятельно. Было бесчеловечно разрушать их добрую волю, приказывая отпустить меня. Люди
буквально сияли от удовольствия, оказывая помощь инвалидам, а у меня есть теория, что недостойно
лишать их этого маленького развлечения. Если шансы выжить и обойтись без сломанных костей
равны пятьдесят на пятьдесят, я иду на риск и смиряюсь с посторонней помощью просто из вежливости.
Тем не менее, однажды, с помощью двух доброжелательных молодых людей, я совершенно
непроизвольно сверзилась с верхней ступеньки пульмановского вагона. Благодаря счастливой
фортуне и тому, что я скромно называю чудесной ловкостью, я пролетела по воздуху с возможной
легкостью и совершила безупречную посадку на три точки - на ногу и два костыля. Даже задохнувшись от собственного успеха, я смогла собраться, чтобы отпустить впечатляющую остроту: "Не беспокойтесь, я всегда выхожу подобным образом".
Еще одной занозой в мое тело, доставившей радость золотому сердцу, стал чересчур усердный
носильщик, который безапелляционно решил, что вынесет меня из поезда. Он, подобно урагану, унесся, чтобы усадить меня в инвалидную коляску и предложил доставить прямо на стоянку такси. Конечно же, инвалидная коляска не была мне нужна и даже побуждаемая своей обязательной натурой, я не заставила бы себя вползти в нее.
Только один раз я уступила служащему с упомянутым экипажем. Это случилось не первом этапе
моего путешествия в Европу на пересадке в Чикаго. Герой, которому я досталась, обладал
в высшей степени обаятельным улыбающимся черным лицом под седыми волосами. Несмотря на усталую походку ветерана, он сразу прикатил инвалидную коляску и был так доволен собой и так внимателен ко мне, что я не смогла погасить его радость отказом. С покорностью я неуклюже уселась в коляску, причем служащий и поездной носильщик поработали при этом подъемными кранами. Я заплатила лишний доллар за свое смущение и местные перевозки, в которых не нуждалась.
- А теперь сидите и отдыхайте, - проворковал добрый самаритянин по пути к пассажирскому
выходу. - Вас доставят в лучшем виде. Кто-нибудь придет вас встречать, золотко ?
Кто-то пришел встречать золотко, несколько обеспокоенный. Моя тетя стояла прямо перед
выходом. Она увидела, как я приближаюсь в стильной коляске, вцепилась в ограду, словно готовая
подать команду "Отставить", и побледнела.
- Моя дорогая, дорогая, с тобой случилось несчастье ? - прохрипела она. - Что произошло ?
- Ну, ну, тетушка, - я честно округлила глаза в попытке убедить в своей невредимости.
- Все в порядке, просто я потеряла ногу, только и всего. Но добралась хорошо.
Тетя, добрая душа, не была расположена с утра понимать ужасные намеки.
- Отец небесный, - завизжала она на весь Чикаго. - Потеряла ! Еще одну ?
Я продемонстрировала свою родную изящную ножку, чтобы успокоить ее, но она все еще выглядела готовой взорваться.
- Ну, ну, не огорчайте эту юную леди", - упрекнул симпатичный железнодорожник. - У нее всего
одна нога, и я думал, что лучше будет, если она вас предупредит, что это случилось, чтобы это
не стало шоком для вас, а вы только ее расстраиваете. Пути господни неисповедимы. - Старый
служащий оказался философом. Конечно же, тетя знала о моей потере тринадцать лет назад.
- Как только мы сядем в машину, я все вам расскажу, тетушка, - я скорчила ужасную гримасу,
подмигивая и покачивая головой. Видимо, комбинация ужимок в конечном итоге создала какой-то
смысл или, с тетиной точки зрения, скорее бессмыслицу.
- Ты просто ужасна, - объявила она с облегчением. - Тебе должно быть стыдно. Ты всегда
была трудным ребенком.
Если бы тетушка хорошо присмотрелась к железнодорожнику в этот момент, она должна была бы
в ужасе бежать. На его лице была явственно написана готовность убить. Ее бесчувственность попирала
всю жизненную философию достойного старика.
Я представляю, как он сидел в компании коллег-носильщиков. "Вы наверняка сталкивались со
всяким в этой работе", - возможно, начал бы он. - "Но наиболее странная особа изо всех, кого я
когда либо видел - за исключением - ", - и, бьюсь об заклад, тетушка ретировалась вовремя.
Мой визит к тетушке не удался, благодаря плохому началу. Все четыре часа пребывания в Чикаго она относилась ко мне даже не как к деревенской простофиле в убранстве из сети магазинов "Маршал Филдс", нет, все время она читала лекцию, как леди должна вести себя в путешествии. С ужасными подробностями она обличала коварное действие крепких напитков, корабельных шулеров и общую порочность человеческого племени. Последним ее наставлением, когда она отправляла меня в Вашингтон, где я собиралась взглянуть одним глазком на правительство, была фраза: "Будь начеку. Даже не заговаривай с незнакомцами, особенно с мужчинами". Подразумевалось, что следующие шесть месяцев я проведу в гробовом молчании.
У меня был очаровательный друг, подпиравший барную стойку в вагоне до тех пор, пока мы не добрались до станции Инглвуд. Только благодаря совершенной неучтивости или закупив все места в купе и не покидая его даже ради глотка воздуха или для завтрака, путешественник-инвалид может остаться одиноким. Мой друг был джентльменом и подходил под категорию достойного противника в игре "Ветчина с ногами". Он был американским юристом и был знаком с сенатором, чей сын пострадал от несчастного случая, повлекшего ампутацию ноги. Я всегда полагала, что только уважаемые люди дружат с инвалидами. Кроме того, лишь немногие собираются причинить зло бедной Крошке Нелл [намек на английскую актрису Нелл Гвин - прим. перев.], которой и так досталось от жизни. Костыли - прекрасная защита.
Когда он пригласил меня пообедать в вагоне-ресторане, я колебалась ровно столько, сколько понадобилось, чтобы рассказать ему об обеспокоенной тетушке:
- Она только что на станции велела мне не общаться с незнакомыми мужчинами. Но тетя такая наивная, она мало где была.
- А вы, моя дорогая юная леди, очень опытны, как я погляжу, - ответил он. - Вы выглядите так, как будто везде побывали.
Это привело меня в благостное расположение духа. Я даже покраснела, когда он предложил называть его Элмер. Мы прекрасно провели время, рассказывая друг другу истории своих жизней. У него была жена, которую он называл Мейз - сокращенно от Мейзи, я думаю - и семеро детей, благочестиво названных именами святых. Он рассказывал, как прекрасно проводил он время в Филе [Филадельфия - прим. перев.]
Когда мы прибыли на станцию Филадельфия, он помог разыскать моего дядюшку. Где только это было возможно, моя семья заботливо информировала родственников, с которыми я должна была встретиться. С гордостью я представила Элмера дядюшке, который выразил прохладную сдержанность. Когда отец семерых ангелов предложил оставить нас наедине для приватной беседы, дядя повел себя более агрессивно и заграбастал меня. Я, тем не менее, обернулась и помахала своему спутнику: "Пока, Элиер !" Мой понимающий друг поднял руку в приветливом жесте, воскликнул: "Резервуар, Луиза !" [в оригинале "Olive oil" - искаженное фр. "О ревуар" - прим. перев.] и подмигнул, зная, что я пойму - никаких тяжелых дум.
Дядя содрогнулся, словно жертва лихорадки. Затем последовали два дня нотаций. Дядя мыслил широко и толерантно. Он почти сразу согласился, что мне не нужно заклеивать рот на полгода, и заверил меня, что разговаривать с незнакомцами в поездах и на пароходах - это нормально. Но, мягко указывал он, нужно следить за признаками респектабельности в мужчинах. Выходить за рамки обсуждения погоды можно со следующими перечисленными в порядке предпочтения: священниками, которых можно распознать по воротничку, членами клуба "Киванис" [т.н. "клубы на службе общества" - международная организация, ставящая целью содействие развитию деловой этики - прим. перев.], которых можно узнать по значку на лацкане, и масонов. Вообще говоря, он не доверял женщинам, особенно путешествующим в одиночку. Мошенник, он соглашался, впрочем, что беседовать с монахинями может быть безопасным.
- Ой, дядюшка", - счастливо чирикнула я, - "Можно я повеселюсь ?
Он разрешил мне подурачиться у Колокола Свободы и купил немного провизии для плавания в месте, называемом "У переплетчика", которое никак не было связано с издательским делом, а означало всего лишь ресторан в "Филадельфийце". Все остальное время он сопровождал меня к гражданам Честнат-Хилл [окрестность в Филадельфии, штат Пенсильвания - прим. перев.], которые клохтали вокруг меня и заверяли, что я превосходная храбрая девушка, если путешествую на костылях сама на этих ненадежных пароходах, в поездах и т.п. Они тоже знали старый припев: "Но будь начеку". Дядя и его друзья, я подозреваю, прожили слишком долго в замкнутом пространстве вокруг Колокола Свободы. По крайней мере меня поразило одно сходство между ними - отсутствие малейшего налета свежих новостей.
Я чинно провела время в Филадельфии и это привело меня к выводу, что поступила разумно, избежав встречи с нью-йоркскими родственниками. Родственники чересчур вдохновляют на благонравные поступки. Боюсь, что отказалась бы от путешествия, предпочтя ему пикник воскресной школы, если бы меня предъявили еще кому-нибудь из праведной родни. Предполагалось, что после Филадельфии я телеграфирую кузену. Он обещал маме приехать на Манхэттен встретить меня и, как заботливый отец, присмотреть за мной до моего отплытия четырьмя днями позже. Я не видела эту чахлую ветвь нашего семейного древа лет пятнадцать и, естественно, пямять о нем затуманилась. Поэтому я только сделала вид, что телеграфировала ему. Дядя усадил меня на поезд с напутствием,
которое прозвучало странно-ностальгически: "Будь начеку !" Думаю, он с радостью освободился от бремени ответственности за меня. Возликовав, я осматривала Нью-Йорк в одиночку.
Однако впоследствии я узнала, что один из родственников, которых я так старательно избегала, был настолько мил, что, наверное, беспечный аист перепутал свой груз, когда нес его в нашу семью. Он издали присматривал за мной до отплытия, прислал пучок орхидей и единственное его предупреждение пришло в форме маленького списка французских и германских вин, которые мне предлагалось попробовать в его честь, с оплаченным счетом на пятьдесят долларов.
- А если бы я напилась ? - в благоговейном ужасе вопросила я.
- На пятьдесят долларов сильно не разгуляешься, - заверил он меня. - А если бы и так ?
Если бы ты шаталась, все сказали бы - ах, посмотрите на эту бедную калеку, как тяжело ей идти на своих костылях. Боже мой ! - фыркнул он. - Какое прекрасное было бы алиби !
Он был такой славный.



User avatar

Topic Author
Didier
Автор
Posts: 2152
Joined: 11 Jun 2017, 20:06
Reputation: 2493
Sex: -
Has thanked: 151 times
Been thanked: 4367 times
Gender:
Burundi

Re: Луиза Бейкер, Out On A Leg (Без точки опоры)

Post: # 11823Unread post Didier
22 Sep 2017, 17:26

Глава X. Всякое в море

Когда я садилась на "Левиафан" [знаменитый лайнер компании "Юнайтед Стейтс Лайн", рейс
Нью-Йорк - Саутгемптон - прим. перев.], меня никто не провожал. Я размышляла над этой горестной ситуацией, пока наблюдала страстные поцелуи расстающихся пассажиров. Болезненное воображение перенесло меня в Калифорнию, где, как я рисовала себе, каждая женщина в возрасте до пятидесяти лет и с полным набором конечностей готова ухватиться за моего мужа, как только я отвернусь. В конце концов, он не собирался делать мне предложение. Одна за другой, мрачные мысли проходили, словно похоронная процессия. Я тяготилась обескураживающей мыслью, что пользуюсь всего лишь отсрочкой от безработицы и тщетно пыталась вспомнить, какие чаевые собиралась заплатить палубному стюарду. Я была уверена, что заболеваю морской болезнью - и правда, мой желудок уже вертелся, как колеса у тележки. Я прикидывала шансы повторения катастрофы "Титаника" и пыталась вспомнить слова гимна "Ближе к тебе, мой Бог", но в памяти всплывала только пародия "У моей собаки блохи" [в оригинале игра созвучных слов: "Nearer My God to Thee" - "Nero My Dog Has Fleas."]. Это совсем не подходило к моменту, который я тогда рассматривала, как неизбежный - когда я пойду ко дну вместе с пароходом, уступив место в спасательной шлюпке беременной женщине. Я даже припомнила пару тетушкиных предостережений о Микки Финнах и карточных шулерах. Я тосковала по священникам, членам клуба "Кbванис" и масонам, чтобы броситься к ним и поговорить о погоде. Я была в совершенно разобранном состоянии.
Чтобы избежать мучительного зрелища людской разлуки, я вернулась в опустевший салон,
уселась и расплакалась в самом угнетенном состоянии. Беспристрастный свидетель наверняка
решил бы, что меня только что приковали к самому длинному веслу на невольничьей галере.
- Вам нужно поплакаться, юная леди ? Пива нет [сухой закон - прим. перев.], как насчет колы ?
[обыгрывается идиома to cry in one's beer - жаловаться на жизнь, плакаться]. - Это был стюард. - Ваша семья сплавила вас за границу из-за скандала ? Бьюсь об заклад, вы попали в беду, нет ?
То, что я выгляжу достаточно опасной, чтобы устроить скандал, должно было бы подбодрить
меня, но нет - сочувствие только усугубило мои горести.
- Нет, - всхлипнула я, - ну его к черту, я не из тех, кто попадает в беду.
- О, вам не настолько плохо, - утешил он. - Бьюсь об заклад, вам будет отменно плохо
перед тем, как мы причалим в Саутгемптоне. Вот, выпейте, - он подтолкнул кока-колу ко мне.
Я стала нащупывать свой кошелек.
- Это за счет заведения. - покачал он головой. - А теперь соберитесь и выходите на палубу.
Мы отходим, этого не стоит пропускать.
Я шмыгнула носом, высморкалась, припудрила позорную красноту, встала и подхватила
костыли, все еще жалея себя.
- Смотрите хорошенько, не споткнитесь о комингс при выходе, будьте начеку. - Если бы он
был практикующим психиатром и продержал меня на кушетке полгода, углубляясь в мои комплексы,
он не попал бы удачнее в цель своей терапией.
Я моментально вышла из траурного настроения и рассмеялась.
Он встревоженно посмотрел на меня:
- Что-то хорошее, или ?..
- О, очень хорошее, - ответила я, - хотя мне приходилось это слышать и раньше. Это просто
наша старая семейная шутка, которая становится все смешнее и смешнее. Теперь все будет хорошо.
Спасибо.
- Я присмотрю за вами в дороге.
- Отлично, вы будете начеку вместо меня.
И он действительно был начеку. Я никогда не присаживалась в салоне выпить или
ради невинной игры в бридж, чтобы он беззвучно не возник, неодобрительно насупив брови, и
не оценил внимательно, какого именно мужчину я собираюсь охмурить. Это несколько смущало меня
и создавало трудности для моих жертв. Один молодой человек, типичный выпускник Корнеллского
университета, и впрямь запротестовал:
- Этот стюард определенно подозрительный парень и грубит, когда ты обращаешься ко мне.
Он проходит мимо меня так, как будто бы я только что украл кошелек. Если бы он прикоснулся ко
мне, я бы подумал, что он собирается на меня напасть.
Как только я вышла на палубу, то подумала, что внезапно вознеслась на небеса и влилась
в хор ангелов. Оркестр играл "Наш крепкий золотой медведь" [боевая спортивная песня студентов
Калифорнийского университета - прим. перев.]. Калифорнийцы в толпе, даже юноши из
Стэнфордского университета, не особенно любившие эту мелодию, и те горделиво сияли, как будто
лично вырастили каждое апельсиновое дерево в Золотом Штате [официальное прозвище Калифорнии - прим. перев.]. Оркестр представлял собой компанию молодых людей из Калифорнийского университета, которые играли по пути в Европу. Я тоже продемонстрировала свои безупречные зубы в широкой калифорнийской улыбке. Пока поднимали якорь, все уроженцы Запада пожимали руки и хлопали друг друга по спинам. Из одинокого пробуждения я угодила в прямо в среду домашней недели.
Совсем не удивленные особой на костылях, эти сыновья и дочери Калифорнии признали меня своей. "Вы не из Лос-Анджелеса ? Уверен, что видел вас делающей покупки у Баллока", - конечно же,
они помнили не меня, а мои приметные костыли. Они, как отличительный знак, предостерегают
их одноногого владельца от связей с преступным миром, но и дают некоторые преимущества
во многих ситуациях, кроме, разумеется, ограбления банка. Впрочем, даже в этом случае, я
почти уверена, они смягчили бы жюри присяжных как добрый кусок вкусного творожного пудинга.
Определенно, они обеспечили мне хорошее начало пребывания на борту судна.
Приветливый мужчина со светлым лицом коснулся моей руки и спросил:
- Как вам понравилась шоколадная газировка, что вы пили в пятницу у Скраффта ?
Я посмотрела на него в изумлении.
- Я сидел там же, - сказал он, - и пил ванильную.
Он оказался членом совета директоров судоходной компании и воспринял нашу мимолетную встречу как знак судьбы. Он взял меня под свою опеку. Каждый день он приподнимал канат и позволял мне и нескольким друзьям пройти на пирушку для избранных в каюту первого класса. Это была сомнительная привилегия, поскольку пассажиры третьего класса, менее обремененные барышами, были гораздо самостоятельнее. Было комфортнее также слушать каждый вечер "Наш крепкий золотой медведь", хотя музыка Бена Берни [американский джазовый скрипач - прим. перев.] в первом классе была гораздо профессиональнее.
Есть любопытная странность в том, что люди склонны рассматривать девушек на костылях
как особых существ, которые ведут себя - или должны вести - совсем не так, как другие
человеческие создания. Моей соседкой по каюте была очаровательная старая леди. Она была очень
озабочена моим благополучием. Думаю, это была ее главная забота, поскольку ничем другим
происходящим на борту она не интересовалась. Я была гораздо подвижнее ее и поразила до
потери чувств, заставив занять нижнюю койку. Она следила за моим обменом веществ и ежедневно
интересовалась моей диетой и отправлениями организма. "На костылях вы должны быть особо
внимательны", - говорила она мне. - "Вы должны поддерживать свои силы". Для чего мне
следовало поддерживать силы, я определенно не могла представить. У нее была обескураживающая
привычка - усаживаться на койке, когда я выходила ночью, и отслеживать время моего отсутствия
по часам. В конце концов, окончательно поставленная в тупик, она вопросила:
- Скажите на милость, что юная леди на костылях может делать в час ночи на борту судна ?
Однажды я решилась задать встречный вопрос:
- А как вы думаете, чем занимаются ночью юные леди без костылей ?
- Милостивый Боже, - отвесила челюсть она, - но не этим же, нет ?
Когда я прибыла в Лондон, то попала под опеку профессионального экскурсовода, который
взял на буксир меня и толпу других мятежников и увлек в путешествие по стране Шекспира. С тех
пор все мои поездки по Великобритании и на континент происходили под крылышком подобной птички. Они обычно умели чирикать на многих языках и наверняка в детстве были хорошими мальчиками, и каждую ночь прочитывали про главе из путеводителя Бедекера.
Никаких моих исторических, артистических или религиозных заслуг в том, что мне разрешалось
сбегать с экскурсий, не было. Я была удачливее других, поскольку имела всего лишь одну ногу
вместо двух.
Первое понимание того, что я отмечена особой милостью, далеко выходящей за пределы
дозволенного Британским музеем или Лувром, пришло по дороге в Уорвик. Мы вывалились из
экскурсионного автобуса в небольшой деревеньке и рассеялись, чтобы воспользоваться часом
свободы. Я зашла в маленькую лавку, где продавались по завышенным ценам милые безделушки.
Приятный мужчина, очевидно хозяин, восхищенно наблюдал за каждым моим движением в своем
заведении, к великому недовольству остальных покупателей.
Я забеспокоилась, что он принял меня за магазинную воровку, и, в смущении приняв
высокомерный вид, поспешила к выходу. Когда я достигла дверей, он позвал меня:
- Юная леди, пожалуйста, на минутку, - он явно был чем-то обеспокоен. - Есть еще одна
вещь, которую я хотел бы вам показать, я держу ее в задней комнате, - сказал он, понизив голос.
Заинтригованная его странным поведением и внезапным подозрением, что он принял меня не
за воровку, а за графиню, выехавшую за драгоценностями инкогнито, я последовала за ним. Если
бы не его умиротворяюще-респектабельная внешность, я бы забеспокоилась, когда он выдворил
остальных покупателей.
- Я закрываю лавку на полчаса, - коротко объявил он. - Пожалуйста, возвращайтесь позже. -
Они были настолько раздражены, что, пожалуй, вряд ли кто-то из них возвратился.
- Простите меня за исключительно невежливое поведение, - взмолился он, когда мы остались
наедине. - Видите ли, у меня есть маленькая дочь, всего девяти лет, которая получила увечье,
подобное вашему. Не могли бы... не могли бы вы...
- Конечно же да ! - перебила я его. - Я с радостью с ней встречусь. Мне было восемь,
когда я пострадала. Возможно, я смогу рассказать ей что-нибудь полезное.
Он повел меня через заднюю дверь в огороженный садик, где в инвалидной коляске
безучастно сидела маленькая бледная девочка. Рядом с ней сидела молодая женщина с книгой сказок
на коленях.
- Элизабет, - сказал хозяин лавки, - вот американская леди, которая приехала проведать
Мэри.
Они угостили меня чаем, пока я беседовала с девочкой. Я прохаживалась по саду туда и
сюда на костылях и даже прибегла к экстравагантному трюку: поджала ножку и использовала
костыли как ходули, что всегда восхищает детей. Потом я перешла к некоторым вещам, которым
научилась примерно в том же возрасте, что и маленькая англичанка. Я сослалась на своего старого
друга - миссис Феррис - и даже порекомендовала таблицу умножения. Я сказала малышке, что жизнь
еще принесет ей много радостей. Боюсь, что это было не совсем убедительно, но в 1930 г. я
верила в то, что сказала, и она тоже мне поверила. Когда я уходила, она смеялась, махала ручонкой
и заверяла, что к следующему разу, когда я приеду, у нее будут костыли и мы побежим наперегонки
до угла.
Ее отец провел меня через лавку, задержавшись, чтобы извлечь из бархатного футляра
прелестную камею.
- От Мэри, - сказал он и протянул ее мне. - Пожалуйста, возьмите, - настоял он, когда
я заколебалась.
Излишнее великодушие - одна из проблем, с которыми сталкивается инвалид. Я поняла, что,
скорее всего, ошибаюсь, отказываясь, а не принимая. Места, предлагаемые мне в переполненных
автобусах, особое отношение в театральных очередях, носильщики, спешащие открыть для меня
двери, покупатели, уступающие место у прилавка - и даже камеи, подаренные незнакомцами, -
создают проблему.
Инвалид не выигрывает все это своими заслугами и часто не требует подобной заботливости.
В детстве и подростковом возрасте, уверена, я была слишком груба в постоянном высокомерном
отказе от всякого рода помощи. С возрастом я стала мягче, чувствительнее и, полагаю,
вежливее.
Часто в переполненном автобусе или трамвае я сажусь на место, предложенное усталыми
пожилыми мужчинами, которые, я знаю, нуждаются в нем больше меня. Но, как сказал кто-то
безупречный, "благословен дающий". В большинстве случаев инвалид предоставляет дающему
возможность получить благословение.
Я взяла прелестную маленькую камею и искренне верю, что англичанин был так же
счастлив, как и я.



User avatar

bordoler
Дух форума
Posts: 4102
Joined: 11 Mar 2017, 10:57
Reputation: 1231
Sex: male
Location: Москва
Ваш Знак зодиака: Овен
Has thanked: 457 times
Been thanked: 3794 times
Gender:
Russia

Re: Луиза Бейкер, Out On A Leg (Без точки опоры)

Post: # 11844Unread post bordoler
23 Sep 2017, 10:31

Didier wrote:
22 Sep 2017, 17:26
Боюсь, что это было не совсем убедительно, но в 1930 г. я верила в то, что сказала, и она тоже мне поверила.
Никак не уловлю временной период повествования...



User avatar

bordoler
Дух форума
Posts: 4102
Joined: 11 Mar 2017, 10:57
Reputation: 1231
Sex: male
Location: Москва
Ваш Знак зодиака: Овен
Has thanked: 457 times
Been thanked: 3794 times
Gender:
Russia

Re: Луиза Бейкер, Out On A Leg (Без точки опоры)

Post: # 11845Unread post bordoler
23 Sep 2017, 10:53

Didier wrote:
22 Sep 2017, 17:26
особое отношение в театральных очередях
В связи с этим, вспомнился Ленком. Лет 9 назад ходил туда с женой. Купил билеты в театральной кассе, выбора особого не было, но достались места в партере, в середине левой стороны. Надо сказать, что театр совершенно не рассчитан на инвалидов. Жена, в кои веки, вынуждено, пошла на костылях. Пространство между рядами оказалось свехузкое, ели-ели протиснулись боком на свои места. Чтобы пропустить людей имеющих места дальше наших, приходилось вставать. Работники театра в помощи отказали, когда я попросил помочь нам поменяться на крайние места возле прохода. Выход с рядов в партере только в одну сторону, в центральный проход, вдоль стен проходов нет, что крайне неудобно. Из-за всего этого весь антракт просидели на месте. Спектакль особого впечатления не произвёл, что-то больше туда не тянет...



User avatar

Topic Author
Didier
Автор
Posts: 2152
Joined: 11 Jun 2017, 20:06
Reputation: 2493
Sex: -
Has thanked: 151 times
Been thanked: 4367 times
Gender:
Burundi

Re: Луиза Бейкер, Out On A Leg (Без точки опоры)

Post: # 11848Unread post Didier
23 Sep 2017, 16:19

bordoler wrote:
23 Sep 2017, 10:31
Никак не уловлю временной период повествования...
Конец 1920-х - начало 1930-х. Великая Депрессия.



User avatar

Topic Author
Didier
Автор
Posts: 2152
Joined: 11 Jun 2017, 20:06
Reputation: 2493
Sex: -
Has thanked: 151 times
Been thanked: 4367 times
Gender:
Burundi

Re: Луиза Бейкер, Out On A Leg (Без точки опоры)

Post: # 11849Unread post Didier
23 Sep 2017, 16:21

bordoler wrote:
23 Sep 2017, 10:53
больше туда не тянет
Забегая вперед, об этом еще будет в 14-й главе - только что закончил ее переводить, еще не вычитывал.



User avatar

Topic Author
Didier
Автор
Posts: 2152
Joined: 11 Jun 2017, 20:06
Reputation: 2493
Sex: -
Has thanked: 151 times
Been thanked: 4367 times
Gender:
Burundi

Re: Луиза Бейкер, Out On A Leg (Без точки опоры)

Post: # 11920Unread post Didier
26 Sep 2017, 18:13

Глава XI. Ни в каком смысле не прилично [игра слов: In No Sense a broad - In No Sense Abroad -
ни в каком смысле не заграница - прим. перев.]

В Голландии костыли ввели меня еще в один семейный круг. На этот раз очень старый
джентльмен в Амстердаме быстро заговорил со мной по голландски. Бабушка, милый старый циник,
всегда предостерегала меня против иностранцев.
- Не верю ни единому слову, - могли бы вы сказать. - Вы не доверились бы человеку,
который не говорит по-английски. Кто знает, в какое недоразумение он мог вас вовлечь.
И правда, я не знала ни слова по голландски, но уверена, что бабушка поняла бы старого
джентльмена. По одному признаку: он держал обе руки прижатыми к груди - выпуклости, которая
терялась на необъятном животе, - кивал головой и добро улыбался. Он продолжил разговор - или,
скорее, монолог, и, поскольку я не отвечала ничего, кроме: "Американка, американка", он
перешел на жесты.
Он показал на мою ногу, затем сделал отсекающее движение на своей и, что было удивительно
для его возраста и полноты, отвесил несколько глубоких поклонов. Я решила, что он либо носит
протез, либо их изготавливает.
Он широко улыбнулся и поманил меня. "Говорить по-английски", произнес он, но стало
понятно, что речь идет о талантах кого-то другого. Я проследовала за ним до тех пор, пока он
не остановился перед магазином товаров ортопедического назначения. В витрине красовались
обычные протезы, бандажи, ремни, костыли, странные корсеты и т.п. В дверях нас встретил
квадратный светловолосый голландец в кожаном переднике, который слегка прихрамывал. Очевидно,
протез носил именно он, а не старик. Старый джентльмен, излучая удовольствие, снова разразился
речью на своем языке.
Молодой мужчина повернулся ко мне и заговорил на превосходном английском:
- Это мой отец. Он привел вас сюда, потому что уверен, что в Америке не делают протезов.
Отец думает, что только голландцы знают толк в этом деле. - Он засмеялся. - Он хотел показать
вам протезы, подобные тому, что ношу я. Мой отец думает, что индейцы за океаном до сих пор
воюют с белыми людьми и что вас подстрелили отравленной стрелой. Он полагает, что я важная
персона, оттого что я делаю протезы.
- Ну, я тоже думаю, что вы - важная персона, - согласилась я. - Мне бы хотелось осмотреть
ваш магазин. У вас сохранилось колено ? Ходите вы очень хорошо.
Этот вопрос всегда имеет главное значение у пользователей протезами.
- Колена нет, - ответил он. - А у вас ?
Такая беседа между незнакомцами могла бы показаться выходящей за рамки вежливости, но
у ампутантов это типичное начало разговора.
Молодой голландец провел меня в заднюю комнату и усадил на стул, гордо демонстрируя
инструменты для снятия эпидермиса и пару неоконченных бедер. Его отец тем временем взял
политуру и тщательно навел блеск на мои палисандровые костыли, бормоча: "Хорошо, хорошо,
говорить по-английски, хорошо", - и улыбаясь так, что это понравилось бы даже бабушке.
Старик всюду следовал за нами, снова и снова говоря по голландски. Он говорил все
громче и громче, словно думал, что от этого я внезапно его пойму.
- Мой отец хочет угостить вас пивом или шоколадом, - перевел молодой голландец. - И у
меня будет повод закрыть магазин в неподходящее время. Втроем мы пошли в кондитерскую, где
полакомились изысканным густым шоколадным напитком.
Случай не был, я думаю, исключительно примечательным. Я видела достаточно много
магазинов, подобных амстердамскому, и у меня в кошельке было достаточно, чтобы заплатить за
чашку шоколада. Но во время путешествия по Европе, останавливаясь в излюбленных туристами
отелях и посещая музеи, уже поднадоевшие местным жителям, я встречала только американцев.
Американцы мне нравятся. Они превосходны, но уже не в диковинку. Я годами сталкивалась с ними.
А встретить местных жителей было интересно, и эта привилегия досталась мне потому, что
я носила всего одну туфельку. Тот факт, что голландцы повели себя в точности, как американцы,
привнес в этот случай особое значение. Для меня стало очевидным то, что притягательность
пары костылей не имеет национальных границ.
А самый невероятный случай, в котором костыли играли ведущую роль, произошел в Париже и
был связан с поразительной путаницей. Меня часто принимали за другую одноногую девушку. В Лос-
Анджелесе, например, у меня была подруга Рут Райт, талантливый оформитель, у которой тоже была
ампутирована правая нога. Меня в ряде случаев по ошибке принимали за нее только потому, что мы
обе ходили на костылях и имели сходные привычки. Но внешне мы совершенно не походили друг на друга. Ее тоже принимали за меня. Несколько раз знакомые спрашивали: "Кто этот примечательный
бородатый мужчина, с которым я видел(-а) тебя вечером ?" Муж Рут был примечательным бородатым
мужчиной, но я не гуляла с ним по вечерам.
Мне следовало бы помнить склонность принимать меня за другую в тот день в Париже, но
этого не произошло. Я прогуливалась по Площади Оперы в одном из лучших своих платьев, белом
с темно-синими узорами, в белой шляпке и на белых костылях. Я счастливо размышляла о своем
пустяковом занятии, которое заключалось в том, чтобы глазеть на прохожих, прогуливаясь по
Площади Оперы в своем лучшем платье, белом с темно-синими узорами и т.д. Внезапно я почувствовала, как кто-то касается моей руки. Удивившись, я обернулась и увидела серьезного худощавого молодого человека в очках. Он выглядел так, как будто вырос в библиотеке и поедал страницы словарей вместо салата. Не считая того факта, что он бегло говорил по-французски, он мог бы быть гениальным студентом практически любого университета Америки
- Je ne voudrai que causer avec vous, mademoiselle, - сказал он. - Je vous payerai
l'honoraire habituel. Je suis ecrivain, vous voyez, et je vais ecrire un livre dans lequel
il y a un caractere comme vous.
[Мадмуазель, я хочу лишь с вами поговорить. Я заплачу вам ваш обычный гонорар. Я писатель и
пишу книгу, в которой есть персонаж, похожий на вас (фр.) - прим. перев.]
Казалось, что его речь доставляет ему самому сильное неудобство, но я не поняла его
просьбы по причине усердного изучения тома под названием "БЛЕСТЯЩИЙ ФРАНЦУЗСКИЙ, разговорный, идеоматический и отчасти технический ДЛЯ БЛЕСТЯЩИХ МОЛОДЫХ ЛЮДЕЙ" (которые уже его знают). Это было превосходное маленькое собрание остроумных ответов и, хотя я ежедневно выучивала по одному блистательному ответу, у меня никогда не находилось подходящего к случаю.
Казалось, что молодой человек страдает от неразделенной любви или приступа желчнокаменной
болезни.
Не желая признаться в своем потрясающем невежестве, я сказала: "Oui, oui" ["Да, да"
(фр.) - прим. перев.], - и неопределенно махнула рукой в противоположном направлении. Очевидно,
ответ его удовлетворил.
- Epatant! [потрясающе (фр.) - прим. перев.] - и вцепился в мою руку, как пиявка. Казалось,
что радость жизни возвращается к нему.
- Сам ты потрясающий, - вырвалась я. - Что с тобой стряслось в конце концов ? - Я
естественно перешла на английский, поскольку не могла перейти ни на какой другой.
- Черт возьми, - выдохнул он и покраснел до корней светлых волос, которыми, видимо,
занимался хороший парикмахер. Он отпрянул от меня, как будто я была падшей женщиной,
угрожающей его безупречному целомудрию. - Вы американка !
- А я что, выгляжу эфиопкой ? - отрезала я. - Вы не очень-то похожи на латинянина.
- О, конечно же я американец. И от души прошу у вас прощения. Но, знаете, позвольте вам
кое-что сказать. Вам не следует ходить на белых костылях. О Боже, я хотел сказать - не
следует здесь, в Париже.
- Я определенно не понимаю, какое вам до этого дело, - сухо сказала я и, выпрямившись
поспешила удалиться. Однако он поплелся за мной.
- Честно, я прошу вас, сделайте, как я сказал - просипел он. - Не пользуйтесь белыми
костылями. То же самое мне следовало бы сказать своей сестре.
- Отлично, ну так бегите и скажите своей сестре, чтобы она не пользовалась белыми
костылями.
- О, моя сестра вообще не пользуется костылями. Видите ли...
- Отлично вижу, - благочестиво заявила я. - Вы пьяны и не даете мне пройти. Я позову
копа, то есть, я имела в виду жандарма.
В расстроенных чувствах я окликнула такси. Ничто так не расстраивает меня, как попытка
сосчитать чаевые, которые следует заплатить парижскому таксисту. Подавленный парень стоял на
тротуаре и печально качал головой, пока я уезжала.
Я почти позабыла об этом странном событии, возбужденно собираясь на вечернее мероприятие.
Я была приглашена на очень веселую и очень "латинскую" вечеринку с Бенни Томпкинсом, парнем
с потрясающей бородой, из Бруклина. То есть, Бенни был из Бруклина, а борода - чисто парижская
[в оригинале игра слов - beard from Brooklin означает и "уроженец Бруклина" и "борода из Бруклина"
- прим. перев.] В Париже он изучал искусства. Он упорно учился рисовать известные вещи так, что
они ни на что не были похожи. Я думаю, во время войны он преуспел в искусстве маскировки.
Я оделась с фантазией, включая ужасную пару странных раскачивающихся сережек. Меня
радовало, что с этими подвесками я выгляжу экзотической искусительницей и так "по-французски".
На самом деле никого более "французского", чем старшекурсник из Гарварда, на вечеринке не было.
Но меня и это устраивало. Я жила жизнью, полной опасностей. Мы сидели на полу в сыром
помещении, пили вино, казалось, что девушки относятся ко мне не слишком хорошо, но, вспоминая
собственное поведение, я думаю, мы все друг друга стоили.
Вскоре после того, как я пришла, явился и скорбный жалобщик с комплексом белых костылей.
- О Боже, - прошептала я Бенни, - этот парень, который только что вошел, он сумасшедший.
- Его мозги в порядке, - возразил Бенни, - он пытается написать книгу, полную описаний шокирующих грехов, но не думаю, что в жизни он осмеливался грешить с кем-то, кроме неправильных глаголов.
- Сегодня он вел себя со мной очень странно. - Я рассказала Бенни все об утреннем
происшествии.
- О Боже, - заржал Бенни, - так это он наверняка хотел тебя проинтервьюировать. Бьюсь
об заклад, он спутал тебя со знаменитой парижской одноногой проституткой [уж не о той ли, о
которой писал В.В.Маяковский, шла речь ? - прим. перев.]. Она всегда ходит на белых костылях.
- Прос... - я даже не смогла выговорить слово до конца. - Одной из этих ? - Сама мысль
ужаснула меня.
Но это было именно так.
Я не считала такую путаницу лестной. Мое представление о проститутках было не слишком
гламурным. Я рисовала себе фигуру, виляющую бедрами, как Сэди Томпсон [героиня одноименного
фильма 1928 г. с Глорией Свенсон в заглавной роли - прим. перев.], затянутую в потертый атлас,
с боа из перьев, распространяющую удушливый запах дешевых духов. Позже я читала заметки о
деятельности этой самой проститутки в парижском Сопротивлении во время нацистской оккупации
и теперь скорее горжусь, что меня приняли за нее.



User avatar

Topic Author
Didier
Автор
Posts: 2152
Joined: 11 Jun 2017, 20:06
Reputation: 2493
Sex: -
Has thanked: 151 times
Been thanked: 4367 times
Gender:
Burundi

Re: Луиза Бейкер, Out On A Leg (Без точки опоры)

Post: # 12117Unread post Didier
29 Sep 2017, 18:31

Глава XII. Волки и овцы

Когда я возвращалась из Европы, пароход едва не разрушил причал прежде, чем я начала
волноваться из-за отсутствия работы. На самом деле между мной и голодом на страже стояли
платежеспособная семья, верные друзья и реальный шанс найти заработок. Но у меня было старомодное представление о том, что, если я тотчас же не получу платежную ведомость, единственная альтернатива для меня - питаться одним хлебом, что приведет к недостатку витаминов, цинге и немедленной декальцификации всех костей организма.
В моей сумочке лежало тщательно сохраняемое хвалебное рекомендательное письмо к секретарю большой национальной женской организации со штаб-квартирой в Чикаго. Согласно мнению лос-анджелесской представительницы, четыре года летом я работала в качестве консультанта в лагерях этой организации, и моя деятельность была в высшей степени удовлетворительной. Она использовала меня в различных качествах: лагерной обслуги, инструктора ручного труда, плавания, пешего туризма и т.д. Дети любили меня и у меня не было проблем с дисциплиной. Исключая тот факт, что я не умела добывать огонь трением и без запинки называть всех встречавшихся в пути пернатых, у меня был славный послужной список.
В самом деле, представительница лос-анджелесского отделения получила впечатление
достаточное, чтобы признать некоторые мои способности к руководству молодежью. Она
посоветовала мне серьезно задуматься о возможности сделать карьеру в своей организации.
Имея это в виду, она снабдила меня рекомендательным письмом и предложила на обратном пути
задержаться в Чикаго достаточно долго, чтобы обсудить это с национальным администратором.
Хотя я уже вдохнула притягательный запах типографской краски и представляла себя
предъявляющей редакционное удостоверение копам, стерегущим еще не остывшее после убийства
тело, я не испытывала отвращения и к другим вдохновляющим предложениям. Национальная
экономика, как и моя собственная, была в том состоянии, в каком была, так что, честно говоря,
я была готова рассматривать что угодно. На эту миссию в Чикаго я потратила два дня.
С должным уважением к своему первому собеседованию я вычистила себя до сияния и
благоухания, наманикюрила ногти, выполоскала зубы "листерином" [товарный знак средств для
гигиены ротовой полости - прим. перев.], наложила на лицо скромный грим, оделась в строгое
темно-синее платье с вкрапленями целомудренного белого и вышла, сжимая рекомендательное
письмо в руке, обтянутой соответствуюшей перчаткой. Я не была самонадеянной, в самом деле
я боялась, но все мои опасения касались лишь нового опыта. Реально я не надеялась, что меня
примут на работу сразу, поскольку вакансий в то время было ровно столько же, сколько сокровищ
короны в сточной канаве. Но я думала, что наверняка мне откажут с искренним сожалением. Я увидела великое множество крепко скроенных старых дев в крепких башмаках и гардемаринских блузах, отдавших лучшие годы во имя Организации. Честно говоря, я думала, что, увидев меня, тонкую и изящную, с цветущим лицом, надменная дама - национальный секретарь снизойдет хотя бы до женственного приветствия.
Я была совершенно не была подготовлена к мгновенному изгнанию. Рада отметить, что с тех пор я с таким и не сталкивалась. Надеюсь, что ни одну особу с инвалидностью не вышибали так эмоционально с первого собеседования, как меня. Три или четыре подобных "блестящих" момента подряд навсегда загнали бы меня в заднюю комнату вырезать бумажных кукол. Невероятный аспект ситуации заключался даже не в том, что лидер молодежной организвции искренне считала меня неспособной нести один из ее факелов на костылях, а в том, что она выставила меня со свистом, сделавшим бы честь гремучей змее.
Я протянула ей свое рекомендательное письмо в приемной, где ее мне представил один из
ее помощников. Она только что вернулась с обеда, где, как я полагаю, насыщалась шоколадными
эклерами. Возможно, ее мотивировала не зловредность, а просто несварение желудка.
Она не пригласила меня в свой кабинет, не предложила сесть и не уселась сама. Я скромно
ожидала, что она осведомится о моем IQ, о наградах в колледже, принадлежности к церкви, об
известных личностях, которых я считаю достойными. Но вопросов не последовало. Она коротко
просмотрела письмо и бросила его на стол, откуда позволила забрать с таким видом, как будто на
необъятных бедрах у нее болтались два револьвера.
Она сказала, что с таким ужасным увечьем, как у меня, я ни минуты не должна рассчитывать
на работу, связанную с руководством молодежью или общением с публикой. По ее словам выходило,
что я не просто хромая, сам мой вид может может покоробить чувствительные молодые умы.
В яростной попытке оправдать свою безумную ересь, я попыталась рассказать, как быстро я могу
плавать, как далеко ходить в походы и все остальное о своих четырех сезонах в лагере и
безмятежной радости детей, которых я опекала.
Я говорила не слишком хорошо, потому что горло сдавливали рыдания. В конце концов я ушла
и прошла до гостиницы двадцать два квартала пешком вместо того, чтобы взять такси и позволить
водителю увидеть, как я плачу. Я лихорадочно проклинала своего отца, мистера Фальца, школьных
учителей и преподавателей колледжа, внушивших мне нелепую уверенность в том, что у меня есть
не просто реальный, но более, чем реальный шанс преуспеть в этом мире.
Эта женщина, которая вышвырнула меня, была главой организации, построенной на христианских принципах, единственной целью существования которой - помимо выплаты жалования ей и другим особам подобного сорта - была помощь девушкам, ненамного младше меня. Где еще я могла бы ожидать более благосклонного приема и получить большее разочарование, чем там ?
Сама мысль о том, что может мне сказать прожженный редактор газеты, когда я нахально
попрошусь к нему на работу, терроризировала меня по ночам. Если только я обращусь к одному из
этих "шишек", к каким изменениям в моей психологии это приведет !? Мне наверняка откажут самые
несговорчивые и артистично-нечестивые редакторы и ни один из них не вселит в меня веру в себя,
а отправит домой утирать слезы. Но по сравнению с вервольфом в женском обличье, оскалившимся на меня, редакторы оказались резвым стадом уютных курчавых овечек.
Когда я наконец вернулась домой в Лос-Анджелес, то боялась своей одноногой тени. Я
обуздывала свой болтливый язык много раз, пока искала работу. Никто не обращался за помощью в
те дни. Папа предоставил мне в исключительное пользование свой автомобиль, и я разъезжала по
Южной Калифорнии, сконфуженно предлагая свои таланты газетам пригородов и маленьких городков.
Уверена, что не знаю, сколько редакторов - если такие были - отказывали мне только
потому, что я ходила на костылях. Никто из них не действовал мне на нервы упоминанием этого
обстоятельства. Все они украшали свои отказы взбитыми сливками и вишнями в мараскине. Каждый
удобно усаживал меня, уделял время, внимательно выслушивал и давал бесплатный совет.
Один из редакторов заметил, что костыли могут стать помехой моей карьере, но сделал это
наиболее комфортным образом из всех возможных. "Один из моих репортеров через три
месяца увольняется из-за женитьбы", - сказал он, - "и я придержу вакансию для вас, если только
вы раньше не дадите мне знать, что устроились где-то в другом месте". Затем он продолжил:
"Думаю, вам здесь будет хорошо. Городок маленький и вы быстро со всеми подружитесь. Я буду
рад с вами работать. В этой газете вам никуда не надо будет ездить - здесь некуда ездить.
Полагаю, что у вас большие амбиции, но в большой столичной газете наверняка вам откажут из-за
костылей. Репортерская работа требует чертовски большой мобильности".
В этот момент у меня глаза на лоб вылезли, но не потому, что он обидел меня хоть самую
малость. Он стал мужчиной моей мечты, дорогой семидесятилетний старикашка с лысой головой и очками в серебряной оправе. Он предложил мне работу за жалование. Двадцать долларов в неделю - за это я дала бы себя сжечь на алтаре, если бы ему такое пришло в голову.
Однако мне не пришлось ждать. Тремя днями позже Ассоциация издателей Калифорнии известила меня о том, что газете "Ситизен" ["Гражданин" - прим. перев.] из Ковины, что в двадцати милях от Лос-Анджелеса, нужен репортер. Я позвонила по поводу встречи с редактором Джеймсом Викизером, молодым человеком, свободным от налета "Колумбийской школы журналистики", определенно пунктуальным и полным прогрессивных идей. Он практически присягнул мне на книге стилей.
Двумя часами позже я села за пишущую машинку и начала стряпать самый опасный для маленького городка раздел общественных новостей (розовые-розовые-розовые цветы, свечи и мороженое). За пятнадцать долларов в месяц я сняла комнату у жены местного шерифа, открыла счет на пятьдесят долларов, которые дал мне отец в качестве поддержки на обзаведение и, бедная дурочка, с этих пор начала обеспечивать себя сама.
Я никогда не двигалась прямо к своим амбициям - методичному описанию истории убийства на первой полосе "Нью-Йорк Таймс". Я шла окольными путями через множество должностей, которые укладывали на поднос и подавали мне. Целый год я работала в газете, затем вернулась в Клармонт, где находился мой колледж, чтобы выйти замуж за своего преподавателя и получить предложенную мне работу в приемной комиссии в Скриппс Колледже. Там впоследствии я ассистировала доктору Мэри Эйр, психологу, в клинике интеллектуальной гигиены и в детском центре.
Сомневаюсь, что редакторы столичных газет метались без сна, когда я затерялась в мире
прессы. Они никогда бы не бросились к моей ноге с просьбами сотрудничать с ними. Но за год работы
репортером я поняла, что увечье в моем занятии было скорее подспорьем, чем преградой.
Прежде всего, костыли обезоруживают. Похоже, они обладают исключительной способностью
открывать закрытые рты. Женщины обнажают передо мной свои секреты и так же охотно срывают
покровы с душ своих соседей. Никому не нравится давать калеке от ворот поворот, пригласив ее
сперва чуточку передохнуть. Пока мы сидели в уюте, они задавали мне вопросы. Потом я задавала
им вопросы и они безропотно отвечали.
По немногочисленным поводам я ездила в Лос-Анджелес освещать события с местным
корреспондентом и сталкивалась с сопротивлением и состязательностью, характеризующими городских репортеров. Я могла незаметно вступить в состязание, где не могла гарантировать себе первый приз. Однажды я стояла у тщательно охраняемой двери вместе с разгневанными и разочарованными представителями прессы. Словно вырубленный из гранита гигант с полицейской бляхой не выглядел расположенным к нежным чувствам, но он поднял дубинку и коснулся моего плеча: "Там внутри есть стул, можете присесть и подождать". Мне не хотелось ни сидеть, ни ждать. Однако я колебалась. Все, что мне было нужно - спринтерский шанс в коридоре по ту сторону от входа. Но это определенно была ситуация, дававшая нечестное преимущество. Гонор задрал голову, осененную ореолом.
Затрапезного вида пачкун рядом со мной пнул меня.
- Думаю, ты не устала, прилипала, - прошептал он уголком рта, не занятым трубкой или
жевательной резинкой. Он был выдающейся личностью - мог жевать и курить одновременно. - Ты
молода, крошка, но тебе никогда не стать газетчиком, если ты не войдешь в эту дверь, на
пять секунд не опустишь свою задницу на этот стул и не встанешь сразу. Этот бугор не станет
тебя преследовать, потому что во-первых у него болят ноги и во-вторых он знает, что мы все
поднимем бучу, если он все-таки попробует. Не будет он в тебя стрелять, дорогуша, ты -
женского пола.
- О Боже, - шепнула я в ответ, - но что обо мне подумают остальные ?
- Они, вероятно, следующий раз сами придут на костылях.
- Большое спасибо, я с удовольствием сяду, - сказала я и вошла. Мой мешковатый приятель в
твиде был прав. Я пристроила свою попку на стуле, чтобы легализовать свое присутствие.
- Я уже отдохнула, - тотчас заявила я, чтобы дать сержанту шанс отреагировать, и удалилась,
не преследуемая никем.
Репортеры, несомненно, это одобрили, разом закричав: "Вот это девчонка !" "Она всего
лишь из вонючего маленького провинциального листка", - возразил кто-то. - "Тот парень в кабинете
окружного прокурора - из ее городка. До следующего четверга они наверняка не отдадут это в печать". Это и впрямь было правдой. Лос-анджелесские газеты напечатали корреспонденцию за три дня до того, как наша газета пошла в набор. Но никто теперь не докажет мне, что костыли - не подходящий к одежде репортера аксессуар.
А теперь призовем Рипли ! [Джордж Рипли - амер. публицист, философ и лит. критик XIX в.,
работал в газете "Нью-Йорк Трибюн" - прим. перев.] Разгромное собеседование в Чикаго принесло
мне работу. Проклятые костыли сделали то же самое. Я работала в газете всего несколько недель,
когда получила письмо со штемпелем Нью-Йорка, от совершенно незнакомого человека. Второстепенная но более человечная представительница Организации, нечаянно услышавшая, как меня выметали, рассказала об этом знакомому. История попала точно по назначению. Эдвард Хангерфорд с Нью-Йоркской центральной железной дороги, сам ходивший на костылях, приветствовал меня, полагаю, по соответствующему поводу. Любое оскорбление человека на костылях возбуждало его горячую кровь подобно боевому маршу. Он писал мне, что организует постановку "Крылья столетия", большое транспортное шоу на выставке "Век прогресса" [Чикаго, 1933 г., в честь столетия города - прим. перев.] и что там найдется место для меня, если меня это заинтересует. Он побеседует со мной во время своего следующего приезда в Калифорнию и, если у меня есть интерес к его
предложению, в ближайшее время просит подписать рекомендательные письма. Я подписала.
Двумя годами позже, когда большие бульдозеры собрались на берегу озера Мичиган, я
приехала в Чикаго. Это была отличная работа. Я работала над рекламой и наблюдала, как
выставка пускает побеги по бесплодной земле и расцветает.
Среди немногих вещей, которым я научилась на выставке, один полезный пустячок я передам
грядущим поколениям. Одноножка всегда может оставить в дураках отгадывателя веса. Рассеянные
по главной улице выставки и затерянным ее уголкам, эти мелкие концессионеры были оснащены
сиденьями наподобие качелей, приспособленные к весам, штабелями двухпудовых коробок залежалых
конфет, ужасными куклами Кьюпи [кукла-голыш, созданная по рисунку Роз О'Нил фирмой "Стромбекер", Чикаго, штат Иллинойс - прим. перев.], ну и собственными мозгами. Эти бравые парни предлагали за умеренную плату угадать ваш вес с точностью до трех фунтов. В случае ошибки они выплачивали вознаграждение. Методика представляла собой следующее: оценить силу рук своей жертвы, глубокомысленно задуматься на некоторое время и затем назвать приблизительный вес в английской системе мер. Они, впрочем, не сорили деньгами, а называли вес очень близкий к истинному. Но все дело в том, что нет ничего сильнее бицепса одноножки на костылях. Она ходит фактически на руках, а это отличное упражнение для развития мускулатуры. Я часто томилась от желания врезать кому-нибудь по челюсти, исключительно чтобы проверить собственную силу.
Первый угадыватель веса, попавший в мою западню, сшибал четвертаки [25 центов - прим. перев.] с высокой скоростью. Я подошла, он пощупал мою руку и отвесил почтительный поклон. "Крепкая", - объявил он.
Не уделив внимания остальным моим прелестям и даже не оценив, сколько может весить должным образом экипированная нога, он определил мой вес в 132 фунта [59.9 кГ - прим. перев.] - на 27 фунтов [12.2 кГ - прим. перев.] больше.
Я обыграла всех угадывателей веса на выставке, как сосунков, хотя жутко улыбающиеся мертвенно-бледные Кьюпи и несъедобные шоколадки не стоили приложенных усилий.
Именно на выставке в Чикаго я встретила инженера, который построил для меня, то, что он назвал "Королевское Идеальное Неповторимое Педальное Согласующее Устройство" для моей машины. Этот добрый гений заметил, что, хотя я хорошо вожу машину в стандартной комплектации, отключение передачи перед нажатием ножного тормоза добавит безопасности и мне, и окружающим, согласуя тормоз с нажатием рукой. Это было сделано до появления оборудования фирмы "Бендикс", которое, несмотря на некоторую ненадежность, сослужило добрую службу одноногим водителям [видимо, речь идет о ручном управлении, которое к моменту выхода книги было новинкой
даже в США - прим. перев.].
С большой заботой, немалыми расходами и изобретательностью мой друг придумал, построил и
установил ручное управление на мою машину. Оно было рассчитано на "Форд А" и работало успешно, но, к сожалению, не подходило к другим моделям. На "Шевроле", который у меня был потом, было установлено ручное управление фирмы "Бендикс". Сейчас я вожу машину со стандартным оборудованием. Однако я надеюсь, что не пройдет и ста лет, как у меня будет новый "Олдсмобиль" с автоматической коробкой передач "Гидроматик" - лучшим оборудованием для безопасного вождения без ноги. На "Кадиллак" я, честно говоря" не рассчитываю, но он тоже оснащен подобным
чрезвычайно полезным устройством.
Страховые компании несколько холодны в отношении водителей-инвалидов. Несмотря на водительские права без "дырок" и пригоршню лицензий из разных штатов, они неохотно выписывают полисы одноногим водителям. Мне всегда удавалось согласовать общую сумму рисков, но приходилось проходить дьявольски составленные тесты, чтобы доказать свое умение и опыт.
Водители-инвалиды, которых я знаю, всегда разделяли мою исключительную внимательность за рулем. Они, как и я, понимали, что перед жюри присяжных в суде им придется туго несмотря на обстоятельства дорожного происшествия. Возможно, новая автоматическая коробка передач "Олдсмобиля" или "Кадиллака" ликвидирует эту предубежденность.



User avatar

lucky
Старожил
Posts: 564
Joined: 18 Mar 2017, 13:01
Reputation: 258
Sex: male
Location: Израиль
Has thanked: 314 times
Been thanked: 662 times
Gender:
Israel

Re: Луиза Бейкер, Out On A Leg (Без точки опоры)

Post: # 12118Unread post lucky
29 Sep 2017, 18:41

Прекрасный перевод!



Post Reply

Who is online

Users browsing this forum: No registered users and 3 guests